Прозрачные Драконы
Шрифт:
— Эй, а ты знаешь «Красотки Диомеды»? — закричал певец, пододвигая к Уоллесу не меньше дюжины кружек пива.
— Э-э, нет, не знаю, — ответил он.
Рядом раздался смех.
— Он имеет в виду «Прыжок Мелиссен», — подсказал кто-то.
Уоллес знал только начало джиги, но певец заглушал своим голосом его игру. К концу песни Уоллес добавил еще один такт. Певец купил ему пива:
— Меня зовут Эндри, я только что переплыл пролив на «Буйной пташке».
— Я Уоллес, просто иногда играю здесь.
— В море был?
— Да, недавно с борта
— Ну, если ты жив, давай-ка что-нибудь сыграем.
Эндри вынул маленькую флейту из-за пояса и начал играть джигу. Уоллес не знал этой мелодии, но понимал, что надо делать. Подыгрывать было несложно. Уоллес остался доволен собой. Он чувствовал: все идет как надо. Он выглядел заправским уличным музыкантом.
В течение трех часов Эндри и Уоллеса выкинули из пяти таверн. Во второй Эндри ухитрился украсть кувшин, но в нем оказалось лечебное чесночное вино «Крем Матери Антвурцель». Эндри почти полностью выпил его по пути к третьей таверне. Перед тем как войти, Уоллес сделал последний глоток. Трактирщик не упустил случая пошутить насчет запаха изо рта у Эндри, и охранники с дубинками вытолкали их вон.
Этим вечером дела шли плохо. Эндри потерял два украденных покрывала, продал третье за две пинты сэнди и одолжил два серебряных нобля Уоллесу, который, в свою очередь, дал их проститутке. Она же вылезла из окна комнаты и исчезла в ночи быстрее, чем Уоллес и его друг успели что-либо сообразить. Со временем их единственным желанием стала хоть какая-то крыша над головой, где можно было бы зарыться в кучу старых тряпок. Эндри учил Уоллеса своей любимой песне об Альберине, когда они бродяжничали, поддерживая друг друга:
О как бы мне хотелось быть в городке Альберин,Пусть даже сейчас не везет.Юношей всегда так ждут в городке Альберин,А юноши не хотят…Черная тень, внезапно возникшая из темноты, сбила Эндри с ног. Ее колено оказалось на животе Эндри, а нечеловечески сильные холодные руки сжали мертвой хваткой. В воздухе разнесся запах крови, гниения, плесени и резкий запах пота. Но все, что могли слышать жители соседних домов — это отзвуки последнего куплета какой-то песенки, исполняемой на альберинском диалекте. Уоллес прижался к стене, оцепенев от страха.
Вдруг Эндри вырвался. Тень отшатнулась от него.
— Эй! Я не могу есть это! — прошипел женский голос по-диомедански, но с абсолютно незнакомым акцентом.
— Почему же? — спросил кто-то поблизости молодым голосом безо всякого акцента.
— Грязный, скользкий, волосатый, вонючий!
— Я тоже такой, — с надеждой произнес Уоллес.
— Уступаю его тебе, — заявил жуткий призрак своему спутнику.
— Может быть, поешь, если я вытру ему
— Нет! Он пахнет дерьмом фермера, наевшегося чеснока, и… как называется это, которое вымачивают в вине, а потом готовят?
— Маринад, — ляпнул Уоллес, прежде чем успел подумать.
— Он замаринован!
— Что за чушь, — прохрипел Эндри.
— Ты, заткнись! — крикнул призрак, хватая его за грудки.
— А как насчет того, что пожирнее? — поинтересовался второй.
Женщина-призрак повернулась к Уоллесу, уперев руки в бока. Ее глаза и клыки мерцали голубоватым светом. Но вдруг она покачала головой:
— Э! Если это его дружок, он такой же грязный!
— Ты отпустишь их обоих? — воскликнул юноша, очевидно, удивленный.
— Ну, пить его кровь… противно.
Она отвернулась от Уоллеса и снова взглянула на Эндри.
— Ну так, э-э, уважаемый… уважаемая… можно нам, э-э, идти? — спросил Уоллес, не зная, что говорить. — Кажется, вас не мучает жажда.
Мерцающие глаза перевели взгляд на него. Уоллес прикрыл руками горло, но женщина снова покачала головой: — Аппетит пропал после такого запаха!
К тому времени как Эндри отдышался и смог сесть, призрак и его спутник беззвучно растворились в темноте плохо освещенных улиц. У Уоллеса было ощущение, похожее на то, когда над твоей головой пролетает арбалетный болт, срезав несколько волосков.
— Эндри, ты… живой? — прошептал Уоллес, подползая к нему.
— Ну да, наверно.
— Что это было?
— А какие есть предположения?
Цепляясь на стену, они поднялись, прошли, шатаясь, несколько сотен ярдов и оказались на аллее. Она закончилась тупиком. Они снова прошли немного, затем Эндри повернулся, сделал пару шагов назад и упал на колени.
— Это парусина, — объявил он. — Гнилая парусина.
— Корабля-то нет, — ответил Уоллес.
— Я имею в виду, спать-то хорошо.
— А если дождь?
— Взгляни на небо. Звезды.
Уоллес посмотрел наверх, потерял равновесие и упал. Тогда он решил немного отдохнуть, а потом подползти к парусине. Вместо этого к нему подполз Эндри:
— Проснись, простудишься.
— Отвали, — пробормотал Уоллес.
Эндри попытался затащить друга на кучу парусины, но Уоллес оказался слишком тяжелым. Тогда Эндри взял лиру и пополз обратно.
— Эй, у меня твоя лира, — позвал он. — Давай сюда.
— Присмотри за ней, — ответил Уоллес, не просыпаясь до конца.
Сыграв несколько нот, Эндри начал было песню «Город Альберин», но потом решил не делать этого: последний раз, когда он исполнял ее, появились некие существа, пившие кровь. Эндри потрогал ребра, и снова уселся на парусину.
— Знаешь, Уоллес, тебе как моряку цена две пинты, — произнес он.
— Присмотри за моей лирой, — ответил Уоллес.
— Слушай. У тебя есть дом?
— Присмотри за моей лирой, — снова пробормотал Уоллес.
— Я имею в виду, мы могли бы пойти к тебе домой и поспать под крышей.