Прямо к цели
Шрифт:
До Чарли донеслись слова: «Приступайте, сержант-майор», и мгновение спустя вперед вышел человек, ростом не менее шести футов и шести дюймов, широкая и мощная грудь которого была увешана наградами.
«Построиться в колонну», — прокричал гигант с неизвестным акцентом. Он быстро — по понятиям Чарли, но отнюдь не по собственным — построил их в колонну по три и доложил тому, кто, по предположению Чарли, должен был являться офицером. Сержант в военном приветствии приложил руку к головному убору: «Все в наличии и готовы к прохождению службы, сэр», — сказал он, и самый щегольски одетый человек, каких только приходилось видеть Чарли, ответил на его приветствие. Он казался хрупким рядом с сержант-майором, хотя ростом был лишь немногим менее шести
Форма сидела на нем безупречно, но не блистала медалями, а складки на брюках были такими острыми, что Чарли подумал, уж не впервые ли он их надел. Рука молодого офицера, одетая в перчатку, держала короткий кожаный хлыст, и он время от времени похлопывал им себя по ноге, как будто сидел в седле лошади. Глаза Чарли остановились на ремне офицера и его ботинках из коричневой кожи. Они сияли так ярко, что напомнили ему о Ребекке Сэлмон.
— Меня зовут капитан Трентам, — проинформировал он замершую в ожидании толпу необученных вояк, демонстрируя акцент, характерный больше для лондонского Мэйфэра, чем для железнодорожной станции в Шотландии. — Я — начальник штаба батальона, — продолжал он, раскачиваясь с пятки на носок, — и буду нести ответственность за вашу партию в течение всего периода вашего расквартирования в Эдинбурге. Прежде всего мы строем отправимся в казармы, где вам выдадут постельные принадлежности. Ужинать вы будете в восемнадцать ноль ноль, а в двадцать один час прозвучит команда «отбой». Завтра утром подъем будет произведен в ноль пять ноль ноль. Вы должны будете подняться, позавтракать и в ноль шесть ноль ноль приступить к основному курсу обучения. Такой распорядок будет выдерживаться все следующие двенадцать недель. И я обещаю вам, что эти двенадцать недель станут для вас сущим адом, — добавил он с большим удовольствием в голосе. — В течение этого периода сержант-майор Филпотт будет старшим уорент-офицером, отвечающим за ваше подразделение. Сержант-майор воевал на Сомме, за что был награжден медалью за воинскую доблесть, так что он знает точно, что вас может ждать, когда мы в конце концов окажемся во Франции и будем вынуждены встретиться лицом к лицу с противником. Прислушивайтесь к каждому его слову внимательно, ибо это может оказаться именно тем, что спасет вашу жизнь. Продолжайте, сержант-майор.
— Благодарю вас, сэр, — отрывисто пролаял сержант-майор Филпотт.
Пестрая команда уставилась с благоговейным трепетом на личность, которой будут вверены их жизни на следующие три месяца. В конце концов, он был тем, кто повидал врага и вернулся домой, чтобы рассказать об этом.
— Что ж, займемся вами, — сказал он и повел своих новобранцев, тащивших с собой все, начиная от разбитых чемоданов до бумажных свертков, по улицам Эдинбурга ускоренным шагом только для того, чтобы местные жители не успели сообразить, каким недисциплинированным был весь этот сброд.
Несмотря на непрезентабельный вид, прохожие тем не менее останавливались и приветствовали их аплодисментами. Уголком глаза Чарли заметил, что один из них единственной оставшейся рукой опирался на костыль, заменявший вторую ногу. Двадцатью минутами позднее, преодолев подъем, оказавшийся самым крутым в жизни Чарли и чуть не лишивший его дыхания, они вошли в казармы Эдинбургского замка.
В тот вечер Чарли, почти не раскрывая рта, прислушивался к акцентам людей, без умолку болтавших вокруг него. После ужина, состоявшего из горохового супа — «по одной горошине на каждого», — острил дежурный капрал, и мясных консервов, он был расквартирован, ежеминутно узнавая новые слова, в большом спортивном зале, временно вмещавшем четыре сотни коек, каждая из которых едва достигала двух футов в ширину и стояла в футе от соседней. На тонком матрасе из конского волоса находились одна простыня, одна подушка и одно одеяло. Так требовали королевские наставления.
Тогда впервые Чарли пришло в голову, что Уайтчапел-роуд 112 мог бы считаться роскошным жилищем. Уставший до изнеможения, он свалился на неразобранную постель и заснул мертвецким сном, но только для того, чтобы проснуться, как всегда, в четыре тридцать следующего утра. В этот раз ему, однако, не надо было идти на рынок и уж конечно не надо было выбирать, что съесть на завтрак.
В пять часов одинокая труба вывела его компаньонов из сонного оцепенения. Чарли уже поднялся, умылся и был одет, когда к ним вошел, печатая шаг, человек с двумя полосками на рукаве. Он с шумом захлопнул за собой дверь и закричал: «Подъем, подъем, подъем!», — всякий раз пиная конец кровати, если в ней угадывались очертания находящегося там человека. Зеленые новобранцы подскакивали и бежали в очередь к тазам, чтобы умыться ледяной водой, которая менялась только после каждого третьего человека. Некоторые затем бросались в уборные, которые находились за дальней стенкой зала и источали запах почище того, что стоял на задворках Уайтчапел-роуд в душный летний день.
Завтрак состоял из одного черпака каши, половины чашки молока и галеты, но никто не жаловался. Жизнерадостный шум, доносившийся из этого зала, не оставил бы у немцев никаких сомнений в том, что эти рекруты разобьют любого врага.
В шесть часов, после того как были заправлены и проверены постели, они нехотя потащились в холодной предрассветной мгле на заснеженный плац.
— Если это прекрасная Шотландия, — услышал Чарли акцент кокни, — то я — эскимос.
Впервые после того, как он покинул Уайтчапел, Чарли рассмеялся и подошел к юноше значительно ниже себя ростом, который сжимал руки между ног, пытаясь их согреть.
— Откуда ты родом? — спросил Чарли.
— Из Поплара, приятель. А ты?
— Из Уайтчапела.
— Чертовски далеко.
Чарли пристально посмотрел на своего нового знакомого. Юноша был не более пяти футов и трех дюймов ростом, худощавый, с темными курчавыми волосами и блестящими глазами, которые все время находились в движении, как будто ожидая подвоха. Его потертый с заплатами на локтях костюм сидел на нем как на вешалке.
— Меня зовут Чарли Трумпер.
— Томми Прескотт, — отозвался он и протянул отогретую руку. Чарли крепко пожал ее.
— Соблюдать тишину в строю, — донесся голос сержанта. — Перестроиться в колонну по три, по росту, становись!
Они разошлись.
Следующие два часа они занимались тем, что, по определению сержанта, называлось «строевой подготовкой». Снег продолжал непрерывно сыпаться с неба, но сержант, похоже, не собирался позволить, чтобы хоть одна из снежинок упала на плац.
Они маршировали тремя шеренгами по десять человек, что, как впоследствии узнал Чарли, называлось отделением, взмахивая руками до высоты пояса, высоко поднимая подбородки и делая сто двадцать шагов в минуту. «Смотри веселей» и «Шагай в ногу» — вновь и вновь слышал Чарли. «Боши тоже маршируют где-то там и ждут не дождутся, чтобы развалить ваш строй», — заверял их сержант, а снег продолжал валить.
Будь он в Уайтчапеле, Чарли бегал бы по рынку с пяти утра до семи вечера и еще провел бы несколько раундов на ринге в клубе, выпил пару пинт пива и не ощутил бы никакой усталости, но в этот день, когда в девять часов сержант предоставил им десятиминутный перерыв, чтобы выпить по чашке какао, он свалился на землю на грани изнеможения. Глянув вверх, он увидел склонившегося над ним Томми Прескотта.
— Закуришь?
— Нет, спасибо, — сказал Чарли, — я не курю.
— Тогда чем же ты занимаешься? — спросил Томми, прикуривая.
— Я содержу булочную на углу Уайтчапел-роуд, — ответил Чарли, — и…
— Давай-давай, заливай, — прервал его Томми, — дальше ты мне скажешь, что лондонский лорд-мэр — твой родной папочка.
Чарли усмехнулся.
— Не совсем так. А ты чем занимаешься?
— Работаю на пивоварне, разве не видно? «Уитбред и компания», улица Чизвел 1. Я тот, кто грузит бочки на повозки, а затем развозит их на лошадях по всему Ист-энду. Платят не очень, зато к вечеру всегда можно надраться до чертиков.