Пряничные туфельки
Шрифт:
– Я знаю, – сказал Рик, – но какие, к демонам, ритуалы для жриц в монастыре, посвященному Пламени?
– Эсс, – колдун укоризненно поморщился, взял теперь шарик и подержал перед каждым глазом Ринны. – О, вот как? Эсса, недавно ваши глаза надолго оставались без света. Дней двенадцать или около того. Молитвенная келья? – Ринна отвернулась, никак не подтверждая догадку. – Собственно, это ответ, – колдун кивнул Рику. – Долгие молитвенные бдения в таких кельях обязательны для старших монахинь. Но людей неподготовленных такое заключение может сломить, даже свести с ума, но… гм, тут вопрос
– Что такое эта келья? – обманчиво ровным голосом спросил Рик.
– Эсса? – колдун посмотрел на Ринну немного виновато. – Может, вам стоит самой поговорить с мужем?
– Что такое эта келья?.. – повторил Рик.
– Вроде маленького чулана, его длина и ширина меньше роста человека. Абсолютно темная и пустая, – пояснил колдун.
Ринна вскочила и выбежала из комнаты, захлопнула за собой дверь.
Темный и пустой маленький чулан? Да, ещё вчера. Но уже теперь не верилось.
На лестнице пахло корицей и яблоками, это отвлекло и было несравнимо лучше всего. Это было… невероятно хорошо! Запах уютного домашнего праздника, когда рядом все свои, все любимые, всем можно верить. Ринна пошла на запах. Сверху донёсся стук двери и злой голос Рика, колдун отвечал негромко и спокойно. Ну и что? Всё уже случилось. Лучше бы Рик не узнал. Ведь ночью они были счастливы, так зачем выяснять – почему?
Любить – значит сойти с ума, и тогда то, что делают двое – до одури хорошо и приятно, и ещё красиво и очень правильно. Совершенно правильно – когда вместе и когда любишь. Но причём тут любовь, если рысь надолго заперли в клетке и она будет лизать руки любому, кто выпустит?
Лизать руки? Она цапнет, скорее. Но добиться можно – будет и лизать. Зависит от тая. Рысь будет сумасшедшей, может быть, но при чём тут любовь?
Такое разное бывает сумасшествие, разберись теперь, где такое? И надо ли?..
Она любит мужа, просто перестала беспокоиться о неважном. Но что теперь будет думать он?..
Кухня находилась в полуподвале. Хозяйка в клетчатом фартуке возилась с тестом. Ринна спустилась, поздоровалась и присела на скамеечку у входа. Пусть всё останется там, наверху, а она побудет немного в этом облаке корично-яблочного аромата.
– Эсса что-то желает? – трактирщица оторвалась от работы и посмотрела на неё.
– Нет, ничего. Можно, я посижу здесь немного?
– Сидите на здоровье, – женщина лепила пирожки и укладывала их на противень.
Судя по запаху, первая порция выпечки уже доходила в духовке.
– Выпейте это, эсса, – трактирщица тронула Ринну за плечо и протянула стакан, – мятный молочник с солью. Вы очень бледная.
– О, благодарю, – Ринна взяла угощение.
Только что не хотелось ничего, а теперь несладкий мятный молочник показался таким вкусным.
– Первый ребёнок? – трактирщица понимающе улыбнулась.
– Нет! Нет-нет, – помотала головой Ринна, видно, слишком рьяно, потому что добрая женщина удивилась.
– Не желаете ребёнка? Отчего же так?
– Не теперь. Пусть он родится позже. Мне надо… освоиться. Привыкнуть. Понимаете, у меня очень изменилась жизнь.
– Понимаю. Вышли за неровню, – закивала трактирщица. – Да, лучше сперва привыкнуть. У циркачей жизнь трудная, на колёсах. Я ведь видела всяких людей. Вас вот можно и за благородную леди принять – как говорите, как смотрите. А кто ваш муж, я бы и не угадала, если бы не гильдейская пряжка. Циркачей все такие разные. Ваш муж не сирота?
– Вовсе нет…
– Вот и хорошо. Они и чужих по крови, но своих, цирковых, не бросают. А уж родных и подавно. Проживёте, – утешила она и хотела вернуться к своему столу.
– Давайте я помогу? – предложила Ринна, приметив в стороне ещё кадку с тестом. – Заняться нечем.
– Пирожки, что ли, лепить? Ну помогайте.
Второго фартука не нашлось, Ринна повязала на бёдра полотенце. Пирожки с осенними яблоками и корицей у неё получались красивые, ровные, один к одному, шов на пирожках она не прятала, а привычно сплетала «верёвочкой».
– Ишь, хоть графу на стол подавай, – похвалила хозяйка, – видно, долго ты такой работой занималась, – как и в прошлый раз, едва Ринна встала к поварскому столу, так трактирщица перестала с ней церемониться. – А не работу ли ищешь? – она вдруг нахмурилась, – а по виду я и не поняла сразу.
– Нет, работу не ищу, – поспешила успокоить её Ринна. – А что, не возьмёте меня? – это она уже пошутила.
– Взяла бы, – женщина улыбнулась, – как такую не взять. Только мы концы с концами еле сводим, куда нам ещё работники, – она вздохнула невесело. – Триста лет этому трактиру. Деды мои тут хозяйничали. Совестно разоряться! Может и обойдётся, – она тряхнула головой, отгоняя плохие мысли. – Чего только не было! Королевскую треть забирали, и раньше, при дедах, и вот недавно. Своим королям – треть, с чужими тоже обошлось. Устояли, видишь.
– Что за королевская треть? – уточнила Ринна, она впервые слышала про подобное.
– Ну как же. Это гидьдейский закон, старый, – женщина деревянной лопаткой снимала готовые пирожки с противня. – Когда-то гильдии договорились с королем, что те никогда и ни за что не могут забрать имущество у ремесленника больше, чем на треть, и то в случае войны. Если он в гильдии состоит, да. Только долгом можно взыскать, если задолжал, а отобрать волей короля – нельзя. Это у благородных можно всё забрать, если король так решит. И дочек их своей волей замуж отдаст, и всё заберет, если захочет.
– Нет, я точно знаю, что у короля есть право выдать замуж дочь любого своего подданного.
– Ладно, есть. Выдаст, но приданое не отнимет. Только родители будут решать. Если это гильдейца дочь. Такие законы нельзя нарушать, их клятвами на Пламени скрепляли! Да и много ты слышала, чтобы король чьих попало дочек замуж выдавал? Что ему до них за дело? – она хмыкнула, – он даже Капризную Принцессу не выдал, хотя давно мог бы. Связать как овечку и к жениху отвезти – а что? Он в своём праве тут! Так нет же. Вон, всё отобрал и совсем выгнал. А она в монастырь ушла! Проезжие рассказывали. Да пустое! Она, видно, в монастырь и собиралась. А хотела бы замуж – так у неё и возможности были, и время!