Прыгай, Филька!
Шрифт:
Бомж испуганно поднял голову. Перед ним стоял крепкий пожилой мужчина в отлично сшитом костюме. Мент?
— Да Савенко я, Иван Михалыч! Не помнишь? Бригадир твой по цеху!
Конечно Вась-Вась тут же понял, кто перед ним. И ему стало так стыдно, как не бывало уже много лет, еще с той, далекой советской жизни…
Бригадир Михалыч был тем, кого с уважением принято называть "железный человек". Со своих он спрашивал строго — держал в ежовых рукавицах, заставлял вкалывать на пределе возможностей, придирался к любому браку, беспощадно ругал, а наедине мог без шуток заехать провинившемуся в морду, дабы тот раз и навсегда усвоил, что подводить ни начальника, ни товарищей нельзя.
Но ни одному рабочему бригады и в голову не приходило пожаловаться на Михалыча, потому что благодаря ему цех всегда перевыполнял план и был на хорошем счету у начальства. Каждый квартал приносил рабочим щедрые премии, талоны на дефицитные товары, почетные грамоты, благодарности в приказе. Михалыча почитали за отца родного — к нему обращались за советом, помощью, просили быть арбитром в семейных ссорах. Михалыч мог отмазать сорвавшегося и ушедшего в запой, но если такое случалось — бригадир жестко, при помощи врачей или милиции в кратчайшие сроки приводил провинившегося в себя и ставил перед дилеммой: работа, хороший доход и уважение — или волчий билет, психушка и, возможно, лагеря? В советские времена путь от номерного завода до тюрьмы был исключительно коротким, чему всячески способствовал Особый отдел, поэтому падшие почти всегда сразу же принимали правильное решение — текучество в бригаде Михалыча почти равнялось нулю…
Когда в начале 90-х завод закрылся, Михалыч не стал горевать. Буквально через месяц он завербовался на Север и отбыл в непонятные ледяные дали — жестокие, кошмарные, но обильно плодоносящие рублем…
…Теперь Михалыч стоял перед Вась-Вась и в глазах его светились как прежняя строгость, так и прежняя, давно невиданная бомжом участливость.
— Неделю назад с Севера вернулся. Почти девятнадцать лет… Теперь насовсем. А ты, я вижу, бомжуешь?
Вась-Вась сглотнул и со стыдом кивнул.
— Так…, - задумчиво протянул бывший бригадир. — Слушай, Василий! Мне это дело никак не нравится, понял?
Вась-Вась молча опять кивнул. Если бы можно было сейчас провалиться под землю, он с удовольствием бы это сделал.
Михалыч пожевал губами, зорко вглядываясь в бывшего электрика.
— Слушай, Василий, есть у меня идея. Хочу, чтобы дома не сидеть и не протирать штаны перед телевизором, создать строительно-ремонтную фирму. Капитальца немного есть, люди на примете тоже имеются…
Вась-Вась непонимающе смотрел на бригадира.
— Хочешь ко мне?
Вась-Вась захотелось заплакать.
— Миха…Иван Михайлович! Я…вы что, не видите?
— Кончай дурить, Василий! — как отрезал Михалыч. — Хочешь вернуться в люди? Вернись! Я дам тебе шанс! Ты же был одним из самых лучших электриков как на заводе, так и в городе! Да посмотри, до чего ты докатился! Не дури, Василий! Хочешь зарабатывать как люди? Десять, пятнадцать, двадцать тысяч в месяц! Это же в твоих руках, Вася!
Вась-Вась стоял и не верил своим ушам. Вернуться в люди? Неужели еще кто-то в состоянии в него поверить?
И тогда из глаз бышего электрика брызнули слезы. Он стоял и давился ими, а слезы все текли и текли, и текли…
— Вот и хорошо, Морозов! — неожиданно тихо сказал Михалыч. — Значит ты еще не до конца совесть потерял, уважение к себе…Короче, действуем так. Вот тебе 500 рублей — не аванс, просто так даю, — и Михалыч, порывшись в пухлом бумажнике, вытащил оттуда банкноту. — Сроку тебе неделя. Помнишь, где живу? Вот туда и приходи — чистый, побритый, трезвый. Понял? Трезвый! Придешь — верну тебя в люди. Забудешь, запьешь — мне пятисотки не жаль, — но я тебя тогда из памяти вычеркну. Насовсем. Ты перестанешь существовать для меня как человек. Навсегда. Запомнил? Держи! До встречи!
Михалыч протянул оторопевшему Вась-Васю банкноту, кивнул и быстро зашагал по улице. Вась-Вась стоял, крепко сжимая сиреневую бумажку и мучительно, как рыба, выброшенная на берег, раззевал рот…
…Через пять минут окрыленный радужными надеждами бомж, бережно засунув банкноту в самый глубокий карман пальто, мелкой трусцой уже приближался к построенному недавно в районе огромному супермаркету.
"Бритву! Бритву! Из этих, пластмассовых, "Жиллет"! И мыла, кусок, нет, два куска! А потом в баню! В баню! В БАНЮ! — как заклинание повторял про себя Вась-Вась. — Ножницы еще! Жульку попрошу, подстрижет. Ох, трусы надо! Черт, денег не хватит! Да нет, хватит! Хватит! Обязательно должно хватить! Господь тебя благослови, Михалыч! Век не забуду! Боже, Михалыч! Михалыч, родной!!!"
Вась-Вась на одном дыханьи взлетел по ступенькам магазина. "Бритву "Жиллет"! "Жиллет!" не забудь!" — напоминал чей-то заботливый голос в голове. Вась-Вась всхлипнул, потянулся невидяще к ручке двери и…
…тут же отлетел назад от резкого и беспощадного удара концом дубинки в грудь.
— Куда прешь, СУУУУКА? — бешеный крик охранника, стоящего снаружи у двери, больно полоснул по ушам.
— Я…
— Ты куда лезешь, придурок? Воровать? А ну вали отсюда, тварь, пока я не вызвал милицию! — орал охранник.
— Но я…, - превозмогая боль, Вась-Вась выхватил из кармана бумажку, — У меня есть деньги! Пятьсот рублей! Мне только бритву купить и мыло!
Увидев пятисотку охранник на мгновение смутился, но тут же пришел в себя.
— Слушай, ты, чучело! От тебя воняет как от нужника. Ты чего, думаешь, что мы таких пускаем в наш магазин? Да ты всех клиентов распугаешь, урод! Пиздуй отсюда на все четыре!
— Но как же? — Вась-Вась снова чуть не расплакался. — Мне нужна бритва! Бритва, понимаете? Я поступаю на работу и должен привести себя в порядок! Чтобы быть как вы! Понимаете?
Охранник, похлопывая себя дубинкой по руке, немного отступил назад и умолк. Вась-Васю показалось, что на его лице промелькнуло на мгновенье человеческое выражение.
— Мужик! Если я пущу тебя в таком виде в магазин, меня через пять минут уволят! Понял? Если тебе НА САМОМ ДЕЛЕ НУЖНы бритва и мыло, иди за угол, на Герцена. Там через пятьсот метров вниз будет ларек. Купишь себе и бритву, и мыло. А к нашему магазину, пока не приведешь себя в нормальный вид, лучше не приходи. Порву! Усек?