Прыжок кита
Шрифт:
Мы с Эриком ужасно волновались перед этой поездкой – шутка ли, нас послали в самую важную да ещё и самую почитаемую фирму, чтобы как можно скорее начать живую работу величайшей государственной важности. Нам объяснили, как доехать: сначала электричкой с Ярославского вокзала до станции Подлипки, а дальше автобусом до города Калининграда Московского (ныне город Королёв), а в автобусе спросить, где тут пожарное депо, рядом фабрика-кухня, ну а напротив – незаметная проходная. Туда и надо.
До Калининграда доехали нормально. А вот пожарное депо, да ещё и рядом с фабрикой-кухней, кондуктор никак не могла припомнить. Как обычно, она обратилась к тётям, которые ехали не то на рынок, не то с рынка, но и те ничем не могли помочь.
Подготовительный этап занял около двух месяцев, во всяком случае, так мне сейчас кажется. За это время в Ленинграде наши коллеги подробно обсудили вопросы стыковки с бортовым оборудованием, точнее, возможности по сопряжению, которые мы могли предложить, познакомили с состоянием работ по УМ-2 и включили представителей ОКБ-1 во все бригады по проведению испытаний, также, как и представителей ОКБ Туполева. Руководил этой бригадой очень энергичный человек, фамилию которого хорошо запомнили все мои коллеги. Это был Исидор Перцовский. Помню также, что его всегда можно было узнать по Ордену Отечественной войны первой степени, который, в отличие от тогдашних обычаев, он всегда носил на груди и очень им дорожил и гордился.
У меня и у Эрика эти два месяца прошли в непрерывных поездках, в знакомстве со многими выдающимися специалистами как в самом ОКБ-1, так и в фирмах, с которыми оно тесно сотрудничало. От нас это потребовало полной мобилизации собственных мозгов и тех знаний, которые мы сумели вынести ещё из институтов, в которых нас совсем неплохо подготовили. Очень помогло общение со Старосом по вопросам систем автоматического регулирования – после каждой короткой командировки мы вместе с ним обсуждали всё, что нам удавалось понять. Сразу же нам показали макет первого обитаемого космического корабля «Восток», который использовался как тренажёр при подготовке к первому полёту Гагарина и его дублёра. Мне даже удалось посидеть в этом корабле, в кресле, в котором долгие часы тренировок просидел Гагарин.
Помню, с каким трудом меня загружали в этот корабль и в это кресло – очевидно, рост мой для тогдашних полётов совершенно не подходил. Я был удивлён практически полным отсутствием какой- либо аппаратуры в кабине – всего лишь маленький радиоприёмник и кнопка на ручке, которая позволяла как-то реагировать на команды и сигналы, которые подавались космонавту с земли. Было ясно, что интерес к установке на новых кораблях бортовой вычислительной машины серьёзно определялся не только тем, что Америка уже объявила в тот момент о создании машины «Джемини» для космических аппаратов, но и в том, что третье поколение обитаемых спутников должно уже было стать поколением ПИЛОТИРУЕМЫХ кораблей.
Показали нам сборочные цеха, в том числе те, в которых монтировалось электронное и электрооборудование.
Они по своим кондициям были похожи на участки сборки электронных компонент. Единственное, что привлекло наше внимание, была индивидуальная маркировка всего инструмента, — пинцетов, скальпелей и прочей мелочи – и система проверки их наличия. Нам пояснили, что в практике работы были случаи, когда какой-нибудь инструмент оставался внутри смонтированного блока или устройства; к счастью, на орбиту никогда не улетал, а вот на испытательных стендах всё бывало. Эту практику «королёвцы» позаимствовали у хирургов: там тоже были случаи, что инструмент оставался после завершения полостных операций не на хирургическом столике, а внутри пациента.
Знакомили нас и с космонавтами, с теми, которые уже побывали в космосе. Это были, порой, случайные встречи, порой, кто-то из них участвовал в совещаниях, где формулировались постановки задач для наших машин.
Запомнилась встреча с одним из них, кажется, с врачом по
Руководить нашим совместным проектом Королёв поручил одному из своих любимцев – Светославу Сергеевичу Лаврову, блестящему математику, программисту и необычайно скромному и деликатному человеку. Все, кто с ним работал, за глаза называли его коротко – Свет, а шеф так же называл его и в глаза. Думаю, что он и придумал такое уютное сокращение. Может быть, его мягкость и профессиональный скептицизм не всегда шли на пользу нашему проекту, но человеком Свет был замечательным и умным. Через много лет, в начале 80-х годов, мы часто общались с ним в Ленинграде, где он, уже Член-корреспондент Академии Наук СССР, руководил Институтом астрономии Ленинградского Университета. С большой теплотой вспоминаю эти встречи.
Некоторые совещания, куда нас приглашали, проводили ближайшие соратники Королёва – Борис Евсеевич Черток и Борис Викторович Раушенбах. Приходилось нам встречаться и с офицерами военного института, который был соавтором ОКБ-1 по космической тематике. С ними у нас тоже установились тесные деловые отношения.
Запомнилось посещение одного из отделов этого института, который возглавлял молодой человек в звании капитана. На его рабочей тужурке, на месте, отведённом для значка об окончании военного училища, гордо красовался ромбик Московского Государственного Университета, и никаких орденских планок. Он был настолько молод, что явно получил свои капитанские погоны, чтобы люди могли как-то смириться с тем, что он уже руководит работой очень серьёзного научного коллектива. Похоже, что его самого это совсем не волновало, он держался спокойно и уверенно. Это было время быстрого продвижения молодых людей в новых областях техники и вполне соответствовало нашим мироощущениям. Старос нас тоже приучил к тому, что наши полудетские физиономии не снимали с нас ответственности задела, которые он нам поручал.
Но ещё интересней был один из подчинённых этого капитана, сидевший с ним рядом. Он казался нам дряхлым стариком – старым толстым евреем, на котором его полковничий мундир смотрелся уж совсем не по-военному.
Он немного опоздал к началу совещания, и меня ему не представили. Когда в процессе серьёзного, но одновременно весёлого делового разговора у меня возник вопрос к полковнику, я обратился к нему, как нас учили на военной кафедре: «Товарищ полковник!» Реакция на обращение была уж совсем необычной: «Никакой я вам не полковник, а просто Павел Ефимович. А полковник я просто по недоразумению, и, надеюсь, эта ошибка скоро будет исправлена». Все присутствующие довольно заулыбались, видно, не я первый попал в такую ситуацию.
Оказалось, это был крупнейший учёный, специалист по расчётам орбит, профессор Элиасберг, которого очень высокие руководители советской космонавтики упросили создать и подготовить коллектив военных инженеров в новой области, где равных ему учёных просто не было. Война с ним была не простой, в конце концов профессор согласился лишь при условии, что он не будет занимать никакой административной должности. Поэтому с ним вместе пришёл и молодой человек, его ученик, которому каким-то образом повесили погоны капитана – выше было просто невозможно. Ну а профессора сделали полковником: «Да-да, Павел Ефимович, это ненадолго. Ведь не может штатский человек постоянно общаться с командирами с маршальскими звёздами на погонах, а кто ещё сможет объяснить им суть дела лучше Вас, большого учёного и педагога».