Прыжок самурая
Шрифт:
На грубоватом лице заиграла блаженная улыбка. Козлов не упустил случая поддеть старшего по званию:
– Ну что, Василь Степаныч, ты уже, наверное, дырку на кителе вертишь?
– Поживем – увидим, этого самурая еще расколоть надо, – философски ответил тот.
– А куда он денется! Фактов – вагон и три тележки.
– Коль, я слышал, самураи упертые.
– Упертые не упертые, какая, на хрен, разница! И не таким языки развязывали, – уверенно заявил Козлов.
– Ох, не говори гоп, разведчик он опытный…
– А тем лучше, Василь Степаныч,
– Может, ты, Коля, и прав. Такие, как он, не каждый день попадаются, – согласился Медведев.
– Так и я о том и толкую. Орден не орден, а именные часы тебе точно светят. Ну, а мне, глядишь, отрез на брюки перепадет, а оперу Хваткову хрен в руки, – хохотнул Козлов.
Медведев хмыкнул:
– Язык у тебя длинный, капитан. С таким языком можно не только без брюк, но и без хрена остаться.
– Обижаешь, Василь Степаныч, где лизнуть, а где гавкнуть, я и без подсказки знаю, – огрызнулся Козлов.
– Ладно, не заводись. Давай лучше думать, на чем самурая ломать будем.
– На показаниях Воронцова, а если упрется, то…
Договорить Козлов не успел. В коридоре загрохотали шаги, и вскоре конвой ввел в кабинет избитого Каймадо с закованными в деревянные колодки руками.
Медведев с нескрываемым любопытством разглядывал врага. Самурай… И точно, самурай, вон как глаза полыхают. До войны Медведеву приходилось читать о самураях. Следуя древнему кодексу чести, такие умрут ради своей страны. Поди расколи его с первого раза…
Не ожидая приглашения, Каймадо прошел вперед и сел на табурет. Медведев кивнул Козлову, санкционируя начало допроса. Тот положил перед собой чистый бланк протокола, обмакнул перо в чернильницу и задал первый вопрос:
– Ваша настоящая фамилия?
Каймадо молчал.
– Назовите свою настоящую фамилию! – повысил голос Козлов, но его усилия ни к чему не привели.
Медведев решил вмешаться:
– Кончай в молчанку играть! Может, русский забыл?
– А мы напомним! – Козлов вытащил из папки протокол допроса Воронцова и потряс им перед носом арестованного.
На Каймадо это не произвело никакого впечатления.
– Ты читать умеешь? – начал терять терпение Медведев.
– Ближе, – впервые подал голос Каймадо.
– Ближе? – не понял Козлов.
– Да, ближе. Я плохо вижу.
Козлов с бумагами в руках подался вперед и в ту же минуту получил сокрушительный удар в челюсть. Это была промашка охраны, которая не догадалась связать ноги арестованному. Следующий удар предназначался для Медведева, но тот успел увернуться.
Когда Каймадо как следует отметелили, допрос продолжился, но он больше напоминал игру в молчанку, во всяком случае со стороны арестованного.
Через час Медведев распорядился:
– Приведите Воронцова!
– Все, голубчик, твоя песенка спета, – злобно прошипел Козлов, держась за разбитую челюсть, но Каймадо его уже не слышал. Он продолжал сидеть на табурете, связанный по рукам и по ногам, однако мыслями унесся далеко-далеко,
Как сквозь вату до Каймадо донесся вопль Медведева:
– Подними башку! Я кому сказал, подними!
«Сакура, сакура, я ё ина сарава, я ё ина сарава…» Он готов был пропеть это вслух.
Козлов схватил его за волосы, развернул к Воронцову и закричал над ухом:
– Сюда смотреть, сволочь!
«Сакура, сакура, я ё ина сарава, я ё ина сарава…»
– Оставь его, Коля, – неожиданно спокойно сказал Медведев. – Дурак, не понимает, что вся его резидентура у нас в подвале сидит. Хилая у японцев оказалась проверочка. Ни с того конца взялись. А у нас этот фрукт, – он презрительно кивнул в сторону Воронцова, – как орех, до самой жопы раскололся. Прочти ему, Коль, авось дойдет.
Козлов, не выговаривая половины букв, принялся читать. У Каймадо сжалось сердце. Как глупо все получилось… На руках у особистов неопровержимые доказательства, единственный выход – смерть…
Медведев, исподволь наблюдавший за ним, словно прочитал его мысли:
– О смерти думаешь? Не выйдет, самурай ты долбаный! Смерть еще заслужить надо.
Каймадо поднял голову и твердо сказал:
– Самурай сам выбирает свою смерть!
– Ты, сволочь, у нас еще вымаливать ее будешь! Мы тебя сначала в такое дерьмо макнем, что и в загробной жизни не отмоешься! – пригрозил Козлов.
– Вы… Вы… – с ненавистью произнес Каймадо, собрался с силами и плюнул кровавой слюной в сторону следователя.
Последнее, что он запомнил, – огромная волосатая лапища Козлова, вцепившаяся ему в горло.
– Отставить, капитан, – осадил Медведев младшего по званию. – Уберите гада! – Это уже адресовалось конвою. – Только смотрите, чтоб эта сволочь не сдохла!
В камере два дюжих конвоира окатили Каймадо ведром холодной воды. Прошла минута, другая, и сознание стало постепенно возвращаться.
– Ёхраный бабай, живуч как кошка! – поразился один из конвоиров.
– Да-а! Быстро оклемался… – присвистнул второй.
– Заткнитесь оба! – цыкнул на них доктор и принялся обрабатывать раны.
Потом они ушли. Каймадо лежал без движения. Сильнее боли его терзала мысль о том позоре, который покроет род Каймадо. Закованный в кандалы, он был бессилен что-либо предпринять.
«Я не вынесу… Я не смогу…»
«Не сдавайся, держись!» – говорил ему внутренний голос.
«Что я могу? Я не могу даже сделать сеппуку, как подобает настоящему самураю, и с достоинством уйти к предкам!»