Прыжок в конфликт. Правдивая история
Шрифт:
«Красотку» допустили к швартовке.
Ангус Фермопил взял Морн за руку и прямиком отправился к Маллорису.
Его история сработала.
Особого желания идти к Маллорису у него не было. Все, чего ему хотелось в тот момент, это задраить люки и трахать Морн до тех пор, пока она не завопит. Вполне возможно, что узда, на которой он держал ее, могла ослабнуть и порваться в любой момент, поэтому рисковать ею на публике ему не хотелось. Но он знал, что с этого момента и в течение долгого времени он будет находиться под наблюдением, самое меньшее до тех пор, пока инспекторы не вернутся с «Повелителя Звезд». Поэтому важно было вести себя абсолютно естественно. В данный момент «естественное поведение» означало Маллориса, где он мог бы попытаться купить информацию, которая была нужна ему для того, чтобы сделать деньги.
Некоторое время Ангус шел по дорожке к своему краху. Теперь же его крах стремительно бросился к нему навстречу.
Несмотря на то, что Морн не была знакома с планировкой Дельсека, он не спускал с нее глаз и не отходил ни на шаг. Он замечал, какими взглядами провожают ее все встречные мужчины, и ненавидел их, ощущая одновременно ликование и страх, удовлетворение от обладания и ярость. С точно такой же невероятной детальностью, с которой он когда-то строил планы мести «Повелителю Звезд» за то, что тот заставил его покинуть Альфа-Дельта станцию, Ангус принялся теперь изобретать способы, при помощи которых он будет учить этих встречных сволочей бояться его. Вполне возможно, что он был вправе затребовать вознаграждение за спасение члена экипажа «Повелителя». Ид-значок полицейского Морн являлся веским доказательством. С полученными в этом случае деньгами он смог бы перестроить «Красотку», сделав ее еще лучше, чем прежде. И стать неуязвимым. И заняться всем, чем захочет.
Подобные мысли помогали ему переносить окружающие его в Дельсеке и у Маллориса презренные толпы.
Заведение Маллориса не вызвало у него ничего, кроме раздражения. Но это место было лучше любой другой альтернативы. В целом, пьяньчуги, отбросы общества и уголовники, ошивающиеся у Маллориса, знали о нем больше других и донимали его меньше других людей, населяющих Дельсек. Все, чем они могли напакостить ему, Ангусу было близко и понятно. И поэтому все эти люди были для него даже менее опасны, чем они сами думали.
Станционная гравитация, примерно 0.9g, налила его тело свинцом, он еле таскал ноги, и, естественно, в таком состоянии ему было не до выпивки. Его история сработала! Но вся Станция следила за ним, ждала его неверного шага и была готова схватить его: инспекторы, служба безопасности, старатели и разведчики руды, хоть раз побывавшие в районе Пояса, и все у Маллориса, кто был знаком с его репутацией и не доверял ему. А Морн шла так, будто гравитация для нее ничего не значила, и тело ее, несмотря на то, что он причинял ему боль столь многочисленными способами, тело ее несло свою красоту с легкостью. И все мужчины желали ее. Все они хотели отнять ее у Ангуса.
К тому моменту, как Ангус заметил сквозь испарения и грохот Маллориса Ника Саккорсо, он уже был испуган до чертиков и страстно желал пролить чью-либо кровь.
Ангусу показалось, что в грудь ему врезался стальной таран, частью потому, что он не мог выразить своих чувств, не мог свободно реагировать перед этими людьми, показав тем самым им свою слабость.
Он немедленно опознал бы в Нике врага в любой ситуации: он знал, как нужно понимать эту безмятежную улыбку, полную откровенной насмешки и превосходства. Он знал, что презрение Ника к нему было безусловным и всеобъемлющим. Он был уродлив, неудачлив, не очень чист и являл собой благодатный объект для насмешек Ника.
При любых обстоятельствах Ангус не преминул бы уделить ощутимую толику жизни для того, чтобы разобраться с Ником Саккорсо. Даже во вред всему остальному. Это стремление было таким же инстинктивным и фундаментальным, как и чувство, охватившее его при виде входящего в доки «Повелителя Звезд».
Но сейчас ситуация была хуже, много хуже, и напоминала ту, когда вам направляют ружье прямо в лицо и спускают курок. Он видел, как Ник посмотрел на него, не посчитал заслуживающим особого внимания и перевел взгляд на Морн. Он видел, как шрамы, индикаторы состояния Ника, почернели, будто он уже задумал что-то связанное с предметом, на который был направлен его взгляд. И Ангус видел реакцию Морн.
Ее лицо не отразило ничего. Она ничего не сказала. К этому времени он успел изучить ее нутро, понимал каждый удар ее сердца и каждое движение кожи, все малейшие тени ужаса и боли в зеленой глубине ее глаз. Немедленно, прямо на месте, перед всеми этими людьми, не потратив ни одной секунды на сомнения и раздумья, он понял, что Ник отныне имеет над Морн больше власти, чем он.
Своей властью Ник смог заставить ее желать его.
И даже это было только началом, потому что вся правда была еще хуже. До того времени, пока он не увидел и не понял, а может быть, ему только показалось, что он понял, как Морн и Ник глядят друг на друга, – Ангус даже не знал, до чего же слаб и уязвим он был на самом деле. Он не знал, до чего же много власти ему еще не хватает и до чего же сильно он стремится к этой власти и горюет о ее отсутствии. Он мог заставить и заставлял уже Морн делать все, что желали его похоть и ненависть. И, подобно пьянице или наркоману, он полагал, что этого хватит с избытком. Но этого было мало, о да, очень мало, слишком мало. Он обманывал себя, ослеплял себя и одурачивал.
Он добился от нее того, чтобы она помогала ему в ее собственном унижении. Он добился от нее того, что она поверила в то, что он необходим ей. Но, что бы он ни делал, заставить ее хотеть его он был не в силах. Кнопки шизо-имплантата, способные принудить любой нерв ее тела повиноваться ему, были ничем по сравнению с самоуверенным и наглым блеском глаз Ника.
Это было несправедливо. Она принадлежала Ангусу. Она была его.
Но он даже не представлял себе, как сильно ошибался.
Глава 11
В действительности Морн Хайланд не видела в Нике Саккорсо ничего сексуально привлекательного. Таким образом, все, кто пытался рассуждать в этом направлении, объяснять положение, в котором она находилась, или ее реакцию, делали совершенно неправильные выводы. Она вряд ли заметила даже то, что Ник был особью мужского пола. Если бы это дошло до ее рассудка, она моментально бы отвернулась от него, движимая теми же природными инстинктами выживания, которые чуть раньше разрушали надежды, предъявляемые различными уровнями станционных инспекторов.
Она хотела не мужчину. Прикосновение любого мужчины причинило бы ей, наверно, такую боль, что она могла закричать, чего, собственно, Ангус и добивался. Ее насиловали и насиловали до тех пор, пока насилие не пропитало ее насквозь, а боль и отвращение не въелись в кости. Если бы Ник Саккорсо решился дотронуться до нее как мужчина, то она, или по крайней мере ее душа, отпрянула бы назад, в точности так же, как это происходило при приближении к ней Ангуса.
Но в одном Ангус был прав. Был прав, когда почувствовал, что внутри Морн что-то всколыхнулось при виде Ника Саккорсо.