Пржевальский
Шрифт:
Как мы видим, детство и юность Пржевальского прошли почти исключительно в мужском окружении. Однако юность – время романтических увлечений. Мог ли Пржевальский избежать их совсем?
Его друг по Варшавскому юнкерскому училищу И. Л. Фатеев вспоминал: «Не любя пересудов о достоинствах и недостатках как знакомых, так и общественных деятелей, он говорил, что женщины исключительно занимаются этим. Называл их вообще фантазерками и судашницами, он мало ценил их суждения, относился к ним с недоверием и бежал от их общества, часто назойливого и для него крайне неприятного» [19] .
19
Дубровин Н. Ф. Указ. соч. С. 14.
Однако среди фотографий, которые хранились у Пржевальского, имеется портрет Таси Нуромской – практически единственный женский портрет в его бумагах, не считая родственниц. Чернобровая, статная, с четкими крупными чертами лица, с густыми волосами, уложенными в строгую прическу, Тася училась в Смоленске, где и познакомилась с Пржевальским. Он был старше, но они сдружились. Николай Михайлович стал посещать имение ее родителей. По семейному преданию, в последнюю встречу с Николаем Михайловичем, перед его отъездом в экспедицию, Тася отрезала свою косу и подарила ему на прощанье. Она объявила сестрам, что коса ее будет путешествовать с Николаем Михайловичем до их свадьбы… Но свадьба не состоялась. Пока Пржевальский был в экспедиции, Тася умерла – неожиданно, от солнечного удара во время купания…
Возможно ли, что отзвуки этой трагедии Пржевальский пронес через долгие годы? Трудно представить такое – даже если его отношение к симпатичной девушке было более глубоким, чем обычная дружба, оно оставалось на периферии его жизни. Этот человек был не просто цельным – он был монолитен, и возможно именно это полное, всепоглощающее посвящение себя великой цели, масштаб которого мы сейчас с трудом можем вообразить, и позволило ему достичь таких невероятных результатов.
Глава третья
Путешествие в Уссурийский край
Наконец благодаря содействию некоторых важных лиц Пржевальскому удалось добиться причисления к Генеральному штабу и перевода в Восточно-Сибирский округ. Приказ о новом назначении был подписан 17 ноября 1866 года. В январе следующего года он выехал из Варшавы. С ним отправился немец-препаратор Роберт Кехер; они условились делить пополам коллекции, которые соберут в путешествии.
Проездом через Петербург Пржевальский впервые лично познакомился с П. П. Семеновым-Тян-Шанским, тогда уже известным путешественником, председателем секции физической географии Русского географического общества. Будущий путешественник объяснил план своего путешествия в Центральную Азию и просил содействия РГО. Однако организовать такую дальнюю экспедицию под руководством молодого и практически неизвестного Пржевальского общество не решилось.
«В то время, – писал Семенов-Тян-Шанский, – Общество крайне редко помогало материальными средствами молодым путешественникам, отправлявшимся в путешествие по своей инициативе, может быть, потому, что такая инициатива проявлялась еще слишком редко; но от времени до времени оно снаряжало свои экспедиции, подбирая состав их исключительно из лиц, уже известных своими научными трудами и рекомендуемых организаторами экспедиций. H. M. Пржевальский был в научном мире еще совершенно неизвестной величиной, и дать пособие ему на его предприятие, а тем более организовать под его руководством целую экспедицию Совет Общества не решился. В качестве председательствующего в отделении и в глубокой уверенности, что из талантливого молодого человека может выйти замечательный путешественник, я однако же старался ободрить Н. М. и теплым участием и рекомендательными письмами… При этом я обещал H. M., что если он на собственные средства сделает какие бы то ни было интересные поездки и исследования в Уссурийском крае, которыми докажет свою способность к путешествиям, то, по возвращении из Сибири, он может надеяться на организацию со стороны Общества, под его руководством, более серьезной экспедиции в Среднюю Азию» [20] .
20
Из речи П. П. Семенова-Тян-Шанского 9 ноября 1888 г. См.: Памяти Николая Михайловича Пржевальского. СПб., 1889. С. 7.
В конце марта 1867 года с письмами к администрации и руководителям филиала Русского географического общества в Сибири Пржевальский прибыл в Иркутск, а в начале мая получил командировку в Уссурийский край. Сибирский отдел общества оказал ему содействие выдачей топографических и астрономических инструментов и небольшой суммы денег, что было очень кстати при скудных средствах путешественника. Помимо офицерского жалованья, Пржевальский располагал некоей суммой денег за прочитанные лекции, прогонными за двух лошадей и тысячей рублей, выигранной у товарищей в карты. В Иркутске он продолжает усиленно готовиться к эспедиции. Все имеющиеся в городе книги, рукописи, заметки, касающиеся Уссурийского края, были им прочитаны. Перед отъездом он составил памятную книжку-справочник для предстоящего путешествия.
«В научном отношении, – пишет Пржевальский, – я был достаточно подготовлен по занимаемому меня предмету: хорошо знал ботанику, орнитологию и пр.; при этом имел с собой большой запас разных книг» [21] . Научное оборудование было простое и состояло из термометра, компаса и маршрутных карт. Не было с собой даже барометра, и Пржевальский определял впоследствии высоты гор по разнице температур у подножия и на вершине. Единственно, чего было вдоволь, – это дроби и пороху. Одной только дроби он имел с собой четыре пуда.
21
Из письма И. Л. Фатееву.
Одно омрачало настроение путешественника. Роберт Кехер, которого Пржевальский взял из Варшавы в качестве препаратора, отказался разделить планы товарища. И когда Пржевальский объявил, что едет на Амур, немец решительно заявил: «Нет, я и так далеко заехал, дальше не поеду!» Причиной такого упорства была некая Амалия, по которой Керхер все время тосковал, вызывая раздражение партнера. «Лишившись неожиданно спутника, – вспоминал Николай Михайлович, – я был этим огорчен, но тут случайно зашел ко мне из штаба Ягунов, только что поступивший в топографы. Мы разговорились. Ягунов настолько понравился мне, что я предложил ему ехать со мной на Уссури; тот согласился. Кроме того, с нами отправился Николаев».
Восторженное настроение, в котором находился молодой исследователь, отразилось в следующем письме: «Через 3 дня, то есть 26 мая, я еду на Амур, потом на реку Уссури, озеро Ханка и на берега Великого океана к границам Кореи. Вообще экспедиция великолепная. Я рад до безумия! Главное, что я один и могу свободно располагать своим временем, местопребыванием и занятиями. Да, мне выпала завидная доля и трудная обязанность – исследовать местности, в большей части которых еще не ступала нога европейца».
По сравнению с более поздними грандиозными по своему масштабу и результатам экспедициями Пржевальского его первое путешествие по Уссурийскому краю можно назвать «пробой пера», и биографы обычно не заостряют на нем внимание. Однако именно оно заложило основу и структуру всех его последующих экспедиций, поэтому в этой книге я остановлюсь на нем подробнее. Кроме того, нам представляется великолепная возможность посмотреть на Уссурийский край метким и неравнодушным взглядом нашего героя.
В первой главе описания своего четвертого путешествия в Центральную Азию Пржевальский писал: «Путешественнику-новичку необходимо сперва испробовать свои силы на небольшой и не особенно трудной экспедиции, какой для меня было путешествие в Уссурийском крае в 1867, 68 и 69 гг., дабы приобресть некоторую опытность и потом уже пускаться в более крупное предприятие» [22] .
22
Пржевальский Н. М. От Кяхты на истоки Желтой реки, исследование северной окраины Тибета и путь через Лобнор по бассейну Тарима. СПб., 1888. С. (?).