Псевдо
Шрифт:
«Весьма, весьма талантливый юноша», — скрипел «Процесс». «Он может стать настоящим силачом!» — говорил «Евгений-Онегин» и был по-своему прав.
«Возмутительное безобразие! Почти взрослый роман, а всё играет в побеги и эмиграции!» — возмущался учитель труда «Доходное-место».
А потом нам все надоело, и мы поехали по домам, оставив «Псевдо» много вкусной еды и несколько маленьких резиновых книжечек, чтобы как-то скрасить одиночество нашего отрока, находящегося в столь трепетной стадии полового созревания. По этой причине мы оставили ему редкий порнографический журнал, где
День нашего отъезда из Энска совпал с похоронами «Золотого-храма», который всё-таки умер, так и не окончив курс в пансионе.
В недрах, или же между строк моего «Псевдо» существует моя комнатка, где стоит моя кроватка, на которой, по всей вероятности, была зачата моя первая жена Мила, и в которой (кроватке) сейчас лежит себе Максимка Скворцовка и пишет роман «Псевдо», в недрах или же между строк которого существует моя комнатка, где стоит моя кроватка, на которой, по всей вероятности, была зачата моя первая жена Мила. Максимка скоро уснёт…
До сей поры ни одна из страниц «Псевдо» не была написана мною в троллейбусе. Сейчас этот недостаток будет исправлен, и отчасти уже исправлен.
Сия пора называется утро (точнее полдень) 28-го марта, 12 часов 10 минут. Троллейбус № 15 везёт в мой бывший институт. Перефразируя Марину Сазонову, можно высказаться так: «Я учился в Педагогическом Университете на филфаке. Потом ушел. Сил не стало».
Я предчувствую, что «Псевдо» скоро станет моим ровесником. У него уже выпускной класс, уже Мила, уже заботы о поступлении в ВУЗ, увлечение рок-музыкой и современным авангардом. Всё это я знаю. Всё мне, Максику, известно.
Следующая встреча Ивлена с Тесеем произошла у меня на глазах. Это было уже не так интересно, как в первый раз (или в самый первый), но зато поучительно. Совершенно обыденным образом, хотя и не без трагизма, Тесей нечаянно сшиб Ивлена своей автомашиной где-то в районе Зубовской площади. С Ивленом, к счастью, вообще ничего не произошло, но между ним и Тесеем с тех пор как будто кошечка промелькнула.
Спустя много лет они эту кошечку отловили, отвезли на дачу к Ивлену и сожгли на костре вместе с мусором.
Всё то время, пока продолжалась эта удивительная кремация, слабонервная тесеева супруга Елена не выходила из дома и готовила к жарке шашлык, который вскоре был великолепно приготовлен на оставшихся от кисы углях.
Мне что-то многое лень. Какие-то страшные вещи рождаются в моей рыжеволосой башке, а я записываю их буквально на автомате, думая совершенно о другом, поражаясь при этом отсутствию всякой логики в последовательности перескоков с мысли на мысль и так далее хуй с ним.
Сегодня во сне моя мама ругалась матом. (У меня во сне.) Очевидно, чтобы заслужить мое расположение. Но больше, чем я могу, я, увы, не могу! И маме в её сорок семь следует сие понимать.
Смешно то, что большинство своих лучших строчек я написал в стенах Московского Пединститута. А «Псевдо» до данного момента ни разу здесь не бывал. И я здесь давно не бывал. А где я бывал? Я бывал в Санкт-Петербурге, в Нижнем Новгороде, в Киеве, в Курске, в Риге, в Вильнюсе, в Каунасе, в Паланге, в Переяславле-Залесском, во Владимире, в Нижнем Тагиле, в Екатеринбурге, в Свердловске, в Ленинграде, в Кенигсберге, в украинском городе Сумы, в Друскининкае, в Юрмале, в Ярославле, в Муроме, в Твери, в Берлине, в Варшаве, в Голландии и Болгарии. Где-то ещё, наверное, бывал, но не всё запоминается уже теперь.
Писька-пиписька-писюля-хуюля-юля-ляля-пеппи-синий чулок.
Последние два абзаца всплыли из головы как-то случайно, а на самом деле, сказать-то я собирался о том, что если вам интересно это знать, то могу сообщить: «Псевдо» находится и живет в стенах Пединститута, начиная с фразы «…с Ивленом, к счастью, вообще ничего не произошло» и до тех пор, пока не придет за мной Вова Афанасьев или Саша Левенко, занятые сейчас на семинаре по Современному русскому языку, сокращённо СРЯ.
Что ещё рассказать? Пишу я, стоя, а раньше всегда писал, сидя в какой-нибудь из больших аудиторий. В девятой, так называемой «ленинской», я писал вступительное сочинение на тему «Образ автора в романе в стихах А. С. Пушкина «Евгений Онегин»». Проверял мое сочинение некий аспирант по фамилии Ломтев, которому я впоследствии два раза сдавал «Введение в советскую литературу». На третий раз он поставил всей группе зачёт, не спрашивая.
Через полчаса кончится пара, и я увижу своих бывших однокурсников. Зачем я об этом написал — не понимаю. Совершенно неинтересно.
Что, что мы будем делать? Стрелять, петь или бегать, или пукать и бегать, как говаривал мой дедушка по материнской линии Арнольд Борисович Одинцов, он же Одэр.
Одер? Одер! Висла? Висла! А что это у тебя за хуйня на носу повисла?
Вот тебе и случайный стишок. Хочу громко орать и показывать всем пипиську! Про пипиську, наверно, вру, но вот орать во всё горло хочется. Песенку петь. Петь песенку. Распевать. Летать. Крылышками махать, полететь, полететь, на головку сесть. Ой, ладушки! Ладушки! Крибли-крабли-бумс!
В МГУ-шной библиотеке есть такой отдел, называется БУП (библиотека учебных пособий).
Даниил Хармс — мудак! Почему? Потому что кто угодно мудак! Даже Максим Скворцов — мудак! Надеюсь, с этим уж никто не поспорит!
Есть писательчики, у которых фразы такие стройные, как ноги у некоторых баб, слова оттуда, из этих ног, не выкинешь. А если уж и выкинешь, то не поймаешь. Вся жизнь в говне будет, а книжка тем более будет попорчена.
Когда придёт Вова, «Псевдо» временно отомрёт, но воскреснет у меня дома. Осирис мой ёбаный. Постмодернисты — народ мускулистый. Ненавижу институт. Все пидаразы!
Вот эту страничку допишу и не буду больше. Устал. Тут, наверное, как раз и Вова придет.
Всё, всё мне можно. Устал. Странный роман я затеял. Заебал он меня, но, кажется, надо. Так надо! Всё равно. Тотальное равенство!
Агрессивны мы все. Вот справа девочка стоит в белёсой кофте. Весьма милая, в моём вкусе. Но знакомиться я с ней не буду. На хуй надо. Буду онанистом и впредь. А собой я не так, чтоб дурён. Если хочу, то всегда добиваюсь любви. Но хотел всего дважды и дважды бывал женат. Теперь я умён. Умён и взросел. Взросел. Взросел. Взросел — хуёсел.