Псих, а может, и не псих...
Шрифт:
– Я же сказал, что ты меня интересуешь сегодняшняя, а я тебя встретил с детьми, и, стало быть, это даже не обсуждается. Зря ты так подумала, это было бы с моей стороны крайне глупо завоевать твоё сердце, не учитывая роли детей в твоей жизни.
– А ты хочешь завоевать моё сердце или тело?
Лиля повернулась ко мне лицом, глядя в свете фонаря прямо мне в глаза. Нет, она меня не смутила, ведь понятно, что в свои тридцать четыре я не был монахом и большим скромником, но её прямота заставляла ответить тем
– Лиля, я тебя всю хочу, и твоё горячее сердце, и твоё великолепное тело, и твои сладкие губы...
– последнее я уже добавлял после затяжного страстного поцелуя.
Нас спугнули прохожие, и мы, смеясь, взявшись за руки, побежали вперёд, но скоро остановились и опять приникли друг к другу поцелуем...
– Витя, ты хочешь в кино?
– Нет, я хочу тебя и как можно быстрей, поедем ко мне...
Она кивнула без раздумий, и мы бросились к проезжей части ловить такси.
Я не буду описывать, как мы бежали от такси к подъезду и стремительно взлетали на второй этаж, как и подробности того, как мы оказались обнажёнными на моей тахте, прильнув в обоюдном страстном желании к таинству любовной игры...
– оставим это за кадром.
Лиля уютно примостила голову у меня на плече, гладя нежной рукой по груди, животу и возвращаясь к шее, плотно прижималась ко мне и искала мои губы для очередного поцелуя.
Я боялся потревожить эту хрупкую идиллию обожания и наслаждения двух, нашедших в этой жизни друг друга людей.
Я мягко перекатил на себя изящное тело любовницы и стал покрывать поцелуями бархатную кожу шеи, спускаясь губами к пышным округлостям груди... Захватив их в руки, попеременно начал целовать и посасывать горошины торчащих сосков.
Лиля тонко постанывала, ероша мне волосы и, раскрыв бёдра, приподнялась, ища то, что погасит жар, заполняющий таинственные глубины вожделенной влагой...
Мы бежали босиком по холодному полу в душ и со смехом падали обратно на мою старенькую тахту, ещё помнящую юношеские томления своего хозяина.
Вдруг Лиля спохватилась:
– Витенька, сколько уже времени? Я с тобой совсем потеряла голову...
Я взял со своей тумбочки старенький будильник моего дяди со светящимися стрелками.
– Солнышко, ещё и часа нету...
– С ума сойти, мама ведь волнуется.
– Так позвони, в чём дело, ты же не девушка пятнадцати лет...
– Стрёмно, Витя, я же официально ещё не разведённая, а моя мама довольно строгих нравов.
– А что лучше, если она будет неизвестно что себе воображать?
– Ты прав, пойду позвоню, помолись за меня... Чёрт-те что, правда, трясусь от страха, как девчонка...
Я не стал даже прислушиваться к разговору дочери с матерью. За свою и её репутацию я не волновался. На мой взгляд, этот звонок - просто соблюдение правил приличия и порядочности, а с какой стати
Тревожило меня другое, неизбежно скоро возникнет разговор о моём пребывании в этом новом для меня мире, где я непонятно как и насколько очутился, и что в связи с этим я смогу предлагать и обещать ставшей мне такой дорогой женщине.
Лиля вернулась после разговора с мамой и, окоченевшая, прильнула к моему телу, не говоря ни слова. Я также молча ласкал её, согревая и наполняя опять любовной негой.
Порывисто дыша, мы оторвались друг от друга, и Лиля, положив опять свою головку с пышными волосами, пахнущими ароматным шампунем, на моё плечо, наконец нарушила молчание:
– Витенька, расскажи мне, пожалуйста, о той неведомой мне твоей жизни. Нет, ты не подумай, что я хочу выспросить у тебя о твоих прежних любовных связях, - понятно, что такой взрослый парень имел их в своей жизни немало... Расскажи о нашем городе, о тех людях, об их пристрастиях, чем и как живут, какие интересы и всё, что захочешь и сможешь мне поведать.
Я присел, облокотившись спиной о стену, укутал в одеяло хрупкое тело полюбившейся мне женщины и положил, как малое дитя, к себе на колени. В свете ночника я смотрел в широко раскрытые глаза Лили, читая в них неподдельные нежные чувства.
– Лилёк, дорогой мой Лилёк, я постараюсь описать тебе ту жизнь, тех людей, те нравы и порядки, которые во многом отличаются от нынешних. Я уже не боюсь, что ты мне не поверишь или примешь меня за душевнобольного, мне страшно от того, что моё появление здесь временное, и я не смогу тебя взять с собой.
– Витюшенька, давай не будем думать об этом, ты мне тоже нужен сегодняшний, а если ты исчезнешь, то моих слёз не увидишь. Я даже не буду считать себя брошенной, а буду думать, что проводила тебя в дальнее плавание, и буду ждать, ждать, ждать...
В ответ я покрыл поцелуями милое личико, снимая бусинки слёз с повлажневших ресничек.
– Я расскажу тебе то, о чём ты просишь, но давай думать, что это фантастический мир, куда нам дороги обоим нет. Я готов променять все те мои достижения и привилегии удобной и шикарной жизни на эту не очень привлекательную жизнь, в плане быта и возможностей активного человека, но мне на это наплевать, потому что в ней у меня появилась ты...
– Витенька, лучше рассказывай, не надо делать так, чтобы я плакала...
И я начал рассказывать.
В её представлении из моего рассказа возникал родной город с широкими проспектами, с тротуарами, выложенными мозаичными плитками, улицы и площади, освещённые яркими огнями фонарей и рекламы, огромные торговые центры с обилием разнообразного ассортимента, как промтоваров, так и продуктов. Комфортабельные спорткомплексы и центры медицинского обслуживания, крытый павильон пищевого и промышленного рынка, где цены на порядок ниже, чем в магазине...