Псих, а может, и не псих...
Шрифт:
– Молодой человек, а, что Вы скажите насчёт этого случая, больной прогрессирует в своей болезни или идёт на поправку?
– Простите профессор, на мой взгляд, психического расстройства у Соколова я лично не наблюдаю, но странности налицо, и в них надо разобраться, а не подавлять личность страхом перед лечением и самим лечением доводить до потери самоконтроля...
В разговор встряла Лидия Николаевна:
– Товарищ профессор, Вы же слышите, что недавний ещё студент совершенно не разбирается в диагностике и не может разобраться в деталях
– Голубушка, я с Вами тут не соглашусь. Простите, молодой человек, назовитесь, я что-то запамятовал Ваше имя и фамилию...
– Дима. Ой, простите, Дмитрий Оболенский...
– Так, вот, товарищ Оболенский, к концу смены подойдите ко мне в кабинет, сегодня я задержусь в отделении.
– Лидия Николаевна, я пока сам поведу Соколова, очень небанальный случай, а вы переключитесь на других пациентов...
– Ну, профессор...
– Я уже всё сказал. Товарищ ординатор, от моего имени дайте распоряжение на посту, чтобы отменили пока все лекарства для моего пациента Соколова, разрешаю ему чтение, но пока только литературы, связанной с его профессиональной деятельностью, пусть читает что-нибудь из области массажа...
Я поднялся со стула, попрощался, мило улыбнувшись своей уже бывшей лечащей врачихе, и шагнул в распахнутую Димой дверь.
После обычного лёгкого обеда ко мне зашёл Дима, но вместо подноса с лекарствами в его руках были бритвенные принадлежности. Он взглядом позвал меня проследовать в совмещённый санузел. Закрыв за мной дверь этого богоугодного помещения, он поставил поднос на раковину и вынул из-за пазухи что-то завёрнутое в плотную бумагу:
– Давай, Витя, разворачивай и наяривай...
Я развернул, между двумя кусками свежего хлеба примостилась четверть жареной курицы, рядом, завёрнутые в целлофан, лежали два солёных огурчика...
– Это мне?..
– Нет, Папе Римскому, давай без церемоний, топчи...
Я не стал больше наговариваться, а с аппетитом налёг на такую вкусную и сытную еду, не сводя восторженных глаз с моего благодетеля, который в этот момент готовился к моему бритью. Тщательно обглоданные косточки он завернул обратно в бумагу и засунул за пазуху:
– Давай распаривай горячей водой лицо и приступим...
– Дима, ты же...
– Да помолчи ты лучше, забыл, где находимся...
Через десять минут сытый, выбритый, вернулся в палату, в моей нынешней жизни явно наметились позитивные моменты. Через полчасика вновь явился Дима, в его руках на этот раз была стопка книг, все они были из области массажа. Мой новый друг тыкнул пальцем в верхнюю и тут же удалился.
Я, усевшись на кровать, стал листать верхнюю книгу, это была методика Валентина Дикуля, с которой в своё время я уже знакомился. Наконец я обнаружил между страницами короткую записку:
– Я не знаю, кто ты и откуда, но на мою помощь можешь рассчитывать.
Ни подписи, ни других ориентиров, но нетрудно было догадаться, кто мой добрый ангел. Я вальяжно развалился на кровати, листая книги, мало
Ладно, книжки и отмена лекарства - это явно позитивные перемены, но, что меня ждёт дальше, профессор ведь меня раскусил, только не знает, как проглотить. Если для него я представляю особенный интерес, то и для меня жизнь в нынешнем виде весьма завлекательна, только ещё в него надо попасть, то есть выбраться из этих стен.
Несмотря на то, что лекарства после обеда мне уже не давали, я всё равно погрузился в дремоту, из которой меня вывел Дима:
– Пойдём, больной, в смотровую, профессор ждёт...
– Дима, ты будешь присутствовать?
– Пока не знаю, он со мной ещё не разговаривал, может вовсе попрёт из больницы за неординарные высказывания, ведь все ему в рот смотрят, а я посмел выказать своё мнение...
В кабинете сидел за столом один только Владлен Евграфович, перед ним на столе лежали подписки старых газет, к моему приходу он подготовился капитально, что нельзя было сказать обо мне, но я решил играть в сознанку, ведь всё равно запутает, а ума старику не занимать.
– Так, молодые люди, присаживайтесь. Господин Оболенский, попрошу присесть рядом со мной, мне в разговоре придётся часто к Вам обращаться, ведь у меня взгляд на жизнь стариковский, а Вы смотрите на всё свежими мозгами, да и психушка наша из Вас психопата пока не сделала...
–
и он захихикал своим дребезжащим смехом.
– Господин Соколов, давайте не будем размениваться на пустяки, занимаясь словоблудием, а сразу же возьмём быка за рога. У нас с Вами есть пока один общий знакомый, это Михаил Сергеевич Горбачёв, вот с него и начнём. Что Вы о нём знаете?
– Ну, вот и началось, поехали...
Владлен Евграфович, так очень мало, он ведь с девяносто первого не у дел. Я где-то читал, что он возглавляет какой-то фонд своего имени, ездит по свету, читает лекции в университетах, иногда по тому или иному событию высказывает своё мнение...
– Так-так, а кто пришёл на его место?
– После ГКЧП, это было в августе девяносто первого, скоро всё и развалилось, бывшие республики Советского Союза одна за другой стали объявлять о своей самостоятельности, а в декабре встретились лидеры трёх славянских республик в Беловежской пуще и подписали договор о дружбе, а если быть объективным, то о развале СССР...
– Молодой человек, я понимаю, что в тот момент вы были ещё ребёнком, но я вижу, что материалом владеете. Это очень похвально, редкий случай в Вашем возрасте, но если можете, назовите, кто участвовал в этой встрече, Вы помните фамилии лидеров?
– Это для меня не сложно, ведь до сих пор осталось много людей в стране, которые с ностальгией вспоминают о Союзе. Это Ельцин, Кравчук и Шушкевич....
– Нда, нда, но в марте девяносто первого года был опрос всех жителей страны и подавляющее большинство проголосовало за СССР, Вы об этом факте знаете?