Шрифт:
Ильичев В. А.
Псих против мафии
I
Первое убийство Он нервно прохаживался по чахлой от жаркого солнца траве, где с одной стороны стояла беседка, а с другой - гаражи, и то и дело щупал внутренний карман пиджака, где лежал уже снятый с предохранителя пистолет. Близился вечер, но солнце все ещё нещадно палило, выжимая из тела мужчины обильный пот. Он проклинал и это немилосердное солнце, накалившее воздух, как в сауне, и плотный пиджак, и водителя "Жигулей", которого приговорил к смерти и ждал уже более часа.
Порой у него возникало желание отказаться от своего плана, вернуться домой, выпить бутылку холодного пива, принять освежающий душ и, включив трансляцию футбольного матча, завалиться на диван.
Словно
Это позволило ему наконец-то укрыться в беседке от солнца и присесть на изрезанную ножами и бритвами лавку. Он с удовольствием вытянул усталые ноги, дав им отдых. От беседки до гаражей было метров тридцать, и мужчина прикинул, что за несколько секунд легко преодолеет это расстояние, как только появится машина его врага.
Коротая время, он начал рассматривать вырезанные на скамейке надписи. Здесь были не только матерные слова, но и весьма меткие, даже, можно сказать, философские замечания глобального характера, касающиеся всего мира и человечества, очень близкие ему по духу. Попадались и разные оценки отдельных личностей: Михаил пидар, Павел импотент, Анатолий дебил. Женщины изобличались в распутстве и склонности к половым извращениям. При этом сообщались детали, способные вызвать, скорее, повышенный интерес, нежели отвращение.
Уже через пять минут мужчине наскучило чтение этой своеобразной газеты, и он стал дремать, наслаждаясь приятно расслабляющей после изнурительного зноя тенью. И как это с ним часто случалось в последнее время, внезапно увидел себя как бы со стороны. Но ничего не испытал, кроме разочарования. Полнеющий, лысоватый, далеко не молодой, но выглядевший ещё старше своих лет, с морщинистым лицом и набрякшими мешками под глазами. Вдобавок дырка во рту вместо двух передних зубов, вставить которые он так и не удосужился - не было ни денег, ни времени. Да таким он вовсе не мог себе нравиться. Однако мысль о том, что в беседке сидит не просто неудачник, мучимый бездельем, а хозяин своей и чужой жизни, мститель, как он называл себя, коренным образом меняла дело. Мститель! Как беспощадно, как грозно звучит! И как таинственно! Ему очень нравилось это слово. Воспаленное воображение рисовало ему смелого, отчаянного человека, отважившегося на убийство. И, стряхнув с себя дремоту, он вновь почувствовал прилив энергии: теперь он сможет все.
Темнело. Одна за другой к гаражам подъезжали автомашины разных марок, по которым можно было судить о материальном достатке и амбициях их владельцев. Но он ждал "Жигули" вишневого цвета с двумя двойками в конце номера. И дождался. Машина въехала в арку и, лавируя в узком проезде между серовато-зеленой стеной давно не ремонтировавшегося старого дома и ощерившимся железными пиками ограды зданием детского сада, начала медленно двигаться в сторону сгрудившихся в дальнем конце двора гаражей.
Затаившийся в беседке мужчина напряженно приподнялся с жалобно заскрипевшей скамейки: "Он или не он?"
Внезапно наступившая темнота не позволяла издали рассмотреть номер "Жигулей". И лишь фонарь метрах в двадцати от гаражей, добросовестно освещающий узкую часть неровно заасфальтированной дороги, давал ему шанс в считанные мгновения убедиться, что приехал именно тот, кого он ждал уже несколько часов. За это время настроение его резко менялось: он то страстно желал скорейшего появления ненавистного ему врага, то так же страстно надеялся, что все обойдется и потенциальная жертва уедет куда-нибудь за город или к любовнице на ночь и сюда не вернется. Но после томительного сидения в засаде, увидев схожую по цвету и модели автомашину, он обрадовался. Подогревая себя воспоминанием о нанесенной обиде, он почувствовал, как в душе с новой силой вспыхнула лютая, жгучая ненависть, и в предвкушении акта возмездия впился взглядом в хорошо просматриваемое возле фонаря пространство.
Как только машина въехала в освещенный полукруг дороги, в сознании, помимо его воли, отпечаталось знакомое сочетание цифр в номерном знаке, и в мозгу, словно в светофоре, зажегся зеленый свет - сигнал к действию.
Выскочив из беседки, мужчина, спотыкаясь о кустики чахлой городской травы на неухоженном газоне, бегом бросился к гаражам. Машина остановилась, но владелец пока оставался в салоне, и мстителю пришлось немного сбавить темп приближения к цели, чтобы не спугнуть жертву. Наконец дверца автомашины приоткрылась, и из неё начал неторопливо вылезать моложавый крепкий мужчина в белой рубашке с короткими рукавами и галстуке. Он ещё не успел поставить вторую ногу на асфальт, как мститель с трудом вытащил пистолет, зацепившейся, как назло, за подкладку, и выстрелил прямо ему в затылок.
Тело владельца вишневых "Жигулей" дернулось вперед, а затем осело мешком на землю и повалилось на бок. Теперь оно лежало, нелепо изогнувшись, а правая нога так и осталась в салоне, словно пытаясь укрыться от грозящей хозяину опасности. Убийца разразился отборной, нецензурной бранью в адрес уже ничего не слышащей жертвы и, облегчив таким образом душу, пожалуй, в большей степени, чем самим выстрелом, спохватившись, бросился бежать за гаражи, к узкому лазу в заборе, разведанному им ещё с утра. Он миновал несколько дворов, выскочил к рынку, быстро прошел мимо торговых рядов и вышел к автобусной остановке. Лишь в автобусе, почувствовав себя в относительной безопасности, мститель перестал нервно озираться по сторонам.
"Как, оказывается, легко убить человека! Раз - нажал на спусковой крючок - и человек готов!"
Мститель поймал себя на мысли, что вложил в последние слова не тот смысл, что был в модной в дни его юности шутливой студенческой песенке, предлагающей людям размножаться с помощью техники путем простого нажатия кнопки: нажал - и человек готов. Сейчас слова "и человек готов" приобрели в его сознании совсем иной, обратный зарождению жизни смысл.
И вновь в этом тряском полупустом автобусе, как уже случалось много раз за последние месяцы, его сущность раздвоилась. Одна её часть - живая, из плоти и крови, внутри железной громады автобуса продолжала продвигаться по широкому, ярко освещенному проспекту, а другая - хладнокровно наблюдала за своим двойником, с удовлетворением констатируя, что ни тревоги, ни раскаяния после совершенного в полутемном грязном городском дворе преступления тот не испытывает. И этот незримый бесплотный двойник видел перед собой уже немолодого мужчину, очень похожего на мальчишку, вообразившего себя водителем этой роскошной желто-синей громады и судорожно вцепившегося в спинку расположенного впереди сиденья, словно в руль. Сладостное, ставшее уже привычным ощущение существования внутри себя двух совершенно разных, не схожих между собой людей радовало его своим неповторимым азартом актерской игры, когда одно существо в тебе исполняет главную роль в творимой на ходу пьесе, а другое в качестве благодарного зрителя наблюдает за происходящим на сцене жизнедейством.
В эти мгновения тряского, рывками движения автобуса тот другой, Зритель, с восхищением оценивал Актера, только что разыгравшего трагическую сцену в кровавой драме, им же самим написанной.
Мужчине нравилось ощущение жуткой и одновременно сладостной раздвоенности.
Вдали показалась сверкающая с красновато-кровавым отливом большая заглавная буква "М", и мужчина направился к выходу. Автобус резко затормозил. Он, едва сохранив равновесие, схватился за гладкий, отполированный многими руками холодный металлический поручень, суеверно испугавшись этого символического предупреждения о возможной угрозе падения. Но тут же сознание услужливо успокоило и обнадежило его: "Ты же сумел устоять на ногах и беда миновала! По крайней мере, пока!"