Психея
Шрифт:
Не скажу, что в восторге от незапланированного переезда, но мне нравится то место. Дом огорожен, поэтому никто чужой туда не сунется. Я смогу насладиться одиночеством и расслабиться, отдохнуть от городской жизни, от шумных улиц и бестолковой болтовни подруг, которых не смущает мое молчание.
– Что ж, надеюсь, вам у нас понравится, - мужчина улыбается, внимательно следя за дорогой.
Я расправляю плечи, удобнее устраиваясь на сидении. Перебираю пальцами, крутя в них карандаш.
Высокие многоэтажки сменяются частными домами,
Машина, наконец, сворачивает на знакомую мне дорожку, что утыкается в большой решетчатый забор, покрытый темной краской. После смерти бабушки родители прекратили возить меня сюда. Но спустя столько лет ничего не изменилось.
Вижу белый, высокий дом. Кажется, он ветшает. Перед ним, на сухом газоне по-прежнему стоят карусели, которые вряд ли крутятся. У большого дуба всё так же красуются ржавые качели. Потираю коленку. Автомобиль тормозит у ворот. Мужчина хмурится, обратившись ко мне:
– Это он?
Киваю, улыбаясь, и отстегиваю ремень. Водитель растерялся:
– Вам нужна помощь?
Отказываюсь, ведь вещей не так много. Я не рассчитываю надолго задерживаться здесь, поэтому особо не набрала с собой. Остальное можно будет купить в магазине.
Открываю дверцу, вылезая из машины. Тут же под ткань кофты пробирается осенний ветер, но он приятно щекочет кожу, вызывая мурашки. Хватаю сумку с сидения. Мужчина выходит из автомобиля, подбежав к багажнику, чтобы вытащить мой чемодан. Я набрасываю лямку сумки через плечо, наклонив голову. Смотрю на дом, что так явно скрывается за длинными, искривленными ветками деревьев. Кажется, тех стало куда больше. Здесь давно не работал садовник, поэтому весь участок буквально зарос.
Мужчина тепло улыбается, подвез ко мне чемодан:
– Удачного Вам дня.
Я берусь за ручку чемодана, кивая с улыбкой. Киваю головой, прощаясь с ним. Не дожидаюсь, пока машина отъедет. Иду к воротам, сквозь решетку которых сочится ветер. Приятно пахнет сухой листвой, что опадает с деревьев, оголяя их.
Торможу у калитки, толкнув её рукой. Скрип раздается громкий, пронзающий, но такой знакомый, что не вызывает неприятных ощущений. Скорее даже наоборот.
Вхожу внутрь, прикрывая за собой ворота.
Пение птиц прекратилось. Оно будто застыло там, снаружи. Здесь тихо. Даже тише, чем я думала, но это неплохо.
Иду дальше, по криво уложенной плитке, что давно обросла мхом. Держу осанку прямо, разглядывая кроны высоких, старых деревьев. Катящийся за мной чемодан создает шум. Прохожу мимо каруселей. Те остаются неподвижными. Заржавевшая горка одиноко стоит чуть ближе к скамье, на которой давно никто не сидел, ведь она вся покрыта листьями.
Миную высокий, могучий дуб, ветки которого касаются окон третьего этажа. Рядом, чуть ли не впритык стоят качели. Ветер набрался
Поднимаюсь по ступенькам, подходя к большим дверям. Кажется, входные двери - это единственное, что хозяева часто меняют, а так же проверяют механизм работы замков.
Это можно объяснить, ведь в округе моих стариков не сильно потчевают. Дело в том, что раньше этот дом служил, как “Дом семьи”. Моя бабушка любила детей, поэтому они брали маленьких из приютов и детдомов. Но власти решили отобрать их, придумав немыслимые небылицы о том, что происходит в стенах этого строения. Конечно, слухи и сплетни имеют привычку распространяться, расти, развиваться, так что мои старики в глазах людей чуть ли не чертовы людоеды.
Мама говорила, что это был удар для бабушки, который и сломил её. Она потеряла способность ходить, поэтому остаток лет провела в кресле. Это была сильная женщина, поэтому не думаю, что именно слухи так сломили её. Скорее, потеря воспитанников.
Я нажимаю на звонок. Он раздается эхом по всему дому.
Дедушка живет один. Я сколько раз предлагала ему нанять сиделку или хотя бы дворецкого, но он отказывался. Ни в какую. Настырный баран. Как упрется, так и не отступит.
Но именно таким он мне и нравится.
На удивление, старика не приходится долго ждать. Я слышу множество щелчков, отличающихся звучанием и глухотой, после чего дверь открывается. Лысый старичок согнулся, выглянув из-за двери. Я широко улыбнулась ему, подняв одну ладонь. Дед растянул бледные губы. Это не было похоже на улыбку, но по-другому он не мог. После операции мускулы его лица практически парализовало, но, к счастью, говорить он может.
– С возвращением домой, - они с бабушкой всегда приветствовали меня этими словами.
По телу разлилось тепло. Родное и близкое.
Я позволила себе обнять старичка, игнорируя его ворчание. Он не любит эти проявления нежности, но не отталкивает меня, якобы терпя, но я-то знаю, что ему приятно. Вхожу в дом, вдруг осознав, что стены и полы стали темнее. Воздух кажется холоднее, ведь отопление не работает дома. Прохожу немного вперед, везя за собой чемодан. С интересом осматриваюсь: всё те же узорчатые обои, тот же темно-коричневый паркет, натяжной потолок. Просто всё кажется… Более старым. Даже запах выдает, что здесь живет пожилой человек.
Аромат листвы и свежесть сухой травы осталось за дверью, когда мужичок закрыл её на все замки.
– Ты можешь расположиться в комнате, что на втором этаже, в своей старой. Но, думаю, для удобства лучше выбрать ту, что на третьем. Там прямо в комнате дверь, ведущая в ванную, - дед начинает говорить. Много говорить. Понятное дело. Он живет здесь один, поэтому ему не с кем побеседовать, после того, как бабушка “ушла”. Я улыбаюсь, кивая. Раньше жила в комнате, где было несколько кроватей. Видимо, одна из спален воспитанников, что жили здесь.