Психи
Шрифт:
Резкая пощечина обжигает мне лицо, и я коротко вскрикиваю, прежде чем прикусить язык, ненавидя показывать слабость перед этим мерзким человеком.
— Следи за своим языком, ты, грязная маленькая шлюха, — рычит он на меня. — Я учил своих сыновей быть солдатами. Они не переходят границы дозволенного.
— Правда? — Спрашиваю я, прищурившись, уверенная, что смогу выдержать по крайней мере еще один удар. — Потому что, с моей точки зрения, ваши солдаты переходили границы дозволенного гораздо дольше, чем вы готовы признать, иначе вы бы не держали их здесь взаперти. Зачем? Вы их боитесь? У вас от них дрожат колени? Каждый раз, когда они смотрят
Он поднимает руку, и я готовлюсь к следующему удару, но как раз в тот момент, когда она летит мне в лицо, Роман делает шаг вперед, его сильная рука вытягивается передо мной и ловит запястье своего отца за мгновение до того, как она коснется моего лица.
Мои глаза расширяются, когда я наблюдаю, как они двое борются, сцепившись в неподвижной борьбе за доминирование. Люди Джованни вздрагивают, их руки тянутся к оружию, они более чем готовы немедленно положить этому конец.
— Не впутывай ее в это, — выплевывает Роман сквозь сжатые челюсти. — Она не имеет к этому никакого отношения. Убийство Миллера было нашим решением. Он проявил неуважение к нашему дому и сознательно прикоснулся к тому, что принадлежало нам. Добавление его друзей в список было просто бонусом.
Они вдвоем смотрят друг на друга сверху вниз, сила против силы, и как раз в тот момент, когда Роман начинает одолевать своего отца, Джованни нажимает кнопку, которая посылает мощный разряд электричества на ошейник Романа, опуская его на колени.
Я громко втягиваю воздух и упираюсь руками в грудь Джованни, отбрасывая его на шаг назад.
— ПРЕКРАТИ. ОСТАВЬ ЕГО В ПОКОЕ, — кричу я, когда понимаю, что не только накричала на этого человека, но и подняла на него свои гребаные руки.
Я снова пытаюсь отпрянуть, но его рука вырывается и запутывается в моих волосах. Он бросает меня на землю с невероятной силой, и мое сердце бешено колотится в груди. Джованни делает шаг ко мне, его глаза сузились от любопытства.
— Они действительно заботятся о тебе, — размышляет он, когда я сжимаю челюсть, мое дыхание становится коротким и резким.
Мой взгляд скользит к Роману, все еще стоящему на коленях, поскольку ошейник продолжает удерживать его.
— Остановитесь, — умоляю я. — Почему их нужно наказывать? Они не сделали ничего плохого. Парень и его друзья-засранцы заслужили это, и вы это знаете.
— Возможно, — говорит Джованни, доставая пистолет. У меня замирает в груди, когда он медленно окидывает его взглядом, словно это давно потерянный друг. — Чего ты не в состоянии понять, так это того, что мои сыновья — мои солдаты, и они подчиняются мне, и только мне. Несмотря на способность моих сыновей исказить историю, они переступили черту, чтобы защитить девушку, которую едва знают. Они проигнорировали прямой приказ, они предали мое доверие и обрушили адский шторм на семью ДеАнджелис.
Джованни оглядывается на своих сыновей, его палец двигается вверх-вниз по гладкому металлу пистолета, пока он освобождает Романа от пыток.
— Они должны быть наказаны, — говорит он, присаживаясь и оглядываясь на меня. Джованни понижает тон до угрожающего шепота, когда глубокое дыхание Романа разносится по комнате. — К счастью для вас, мисс Мариано, я понял, что взять то, что им дорого, для меня не часто заканчивается хорошо, поэтому я отдаю выбор в ваши руки. Кто из них умрет сегодня ночью?
— Что? — Я выдыхаю, уверенная, что не расслышала его условие. Мои глаза расширяются от ужаса, и я оглядываюсь на парней,
Он улыбается мне сверху вниз, прежде чем выпрямиться и повернуться к своим сыновьям.
— Напротив.
Мое сердце беспорядочно колотится, а тело напрягается, когда он делает шаг назад к ним. Трое братьев — кто угодно, только не ангелы, и хотя любой суд с радостью вынес бы им смертный приговор, я просто не могу смириться с этим. Я не могу объяснить это странное чувство внутри меня. Они защитили меня на старом складе, они спасли меня от нападавших, и, несмотря на хреновую ситуацию, в которой мы оказались, я не могу смириться с мыслью, что кто-то из них пострадает.
Я качаю головой, отстраненно замечая, как один из его людей подходит ко мне ближе, готовый прикончить меня, если я сделаю шаг.
Джованни поднимает пистолет, прежде чем медленно передвинуть его между сыновьями.
— Ини, мини, мини, мо, — поет он. — Кто из моих сыновей должен уйти?
Пистолет останавливается на Маркусе, и из моего горла вырывается резкий вздох, сам образ того, что его застрелят прямо у меня на глазах, уже преследует каждую мою последнюю мысль.
— НЕТ, — выпаливаю я, в моем тоне слышен ужас, мое сердце уже сжимается от горя. — НЕ НАДО.
— Нет? — Спрашивает Джованни, оглядываясь на меня и меняя позицию, чтобы прицелиться в Леви. — А что насчет этого? Я знаю, что у него красивое лицо, но было бы стыдно тратить такие мозги впустую. — Я качаю головой, на глаза наворачиваются слезы. Леви чертовски пугающий. Он страшный и свирепый, но в его сердце все еще есть что-то доброе.
Джованни поворачивается к своему старшему сыну и подходит прямо к нему, прижимая пистолет к его виску, и нельзя отрицать, что возбуждение, горящее в его глазах, говорит мне о том, как сильно он хочет нажать на спусковой крючок.
— А что насчет вдохновителя? — он спрашивает меня, не отрывая взгляда от Романа. — Заманчиво, не так ли?
Громкий всхлип вырывается из моего горла, и я качаю головой, когда слезы текут из моих глаз.
— Нет, если вы хотите убить своих собственных сыновей, это ваша вина, но вы не запятнаете их кровью мои руки, — требую я, непреодолимый страх не сыграть в его игру терзает мой разум. — Возможно, я знаю их всего несколько дней, и хотя я едва могу выносить их вид, каждый из них лучше, чем вы когда-либо будете. Вы хотите дать мне выбор? — Я плюю. — Тогда направьте пистолет на себя и нажмите на курок. Мир станет лучше без таких мерзких людей, как вы.
Джованни тяжело вздыхает и оглядывается на меня.
— Видишь ли, на самом деле это работает не так. Ты выбираешь одного, и я стреляю. В противном случае мне остается принять это решение за тебя, и поверь мне, когда я говорю тебе, что это не то решение, которое ты хочешь, чтобы я принимал.
Я качаю головой.
— Я не играю в твою гребаную игру.
— Тогда хорошо, — говорит он, снова переводя взгляд на своих троих сыновей. — Я думаю, решение остается за мной.
В комнате воцаряется тишина, пока он оглядывает своих безэмоциональных сыновей, тихо напевая "ини, мини-мини, мо" на повторе. Судя по тому, как парни смотрят в ответ, они, блядь, знают, что это может быть конец, но они смирились с этим и чертовски уверены, что будут преследовать этого ублюдка из могилы.