Психическая атака из будущего. За Колчака и Каппеля!
Шрифт:
Союзники белых де-юре, фактически в декабре 1919 года они показали себя в роли беспринципных предателей, ищущих только собственной выгоды и готовых заключить сделку хоть с дьяволом ради спасения своей шкуры.
Чешские эшелоны по пути следования увеличивались как снежный ком, обрастая по пути тысячами и тысячами вагонов награбленного по дороге русского добра, включая автомобили, катера, тонны различного скарба: одежда, самовары, швейные машинки, продовольствие. Дело дошло уже до того, что на двух чехов приходилось по целому вагону трофеев.
Вроде бы рядом стояли союзники, русские и чехи,
Настороженности добавляли частые винтовочные выстрелы, доносившиеся из города и свидетельствовавшие о появлении третьей силы — партизан.
Впрочем, последним было сейчас не до чехов и белых, они с увлечением грабили и убивали нижнеудинских обывателей, забирая имущество и жизни по праву сильного.
Но это не могло не нервировать русских и чехов на станции — слишком большие ставки были выложены на стол Марса. От Красноярска до Нижнеудинска выстроились две сотни эшелонов 3-й чехословацкой дивизии полковника Прхалы.
Где-то далеко подходили к Енисею усталые и обескровленные белые войска, а здесь, на станции, в пятистах верстах от Иркутска, находился Верховный Правитель России адмирал Колчак, а с ним — то, что чудовищным по силе магнитом притягивало все внимание чехов, а именно золотой запас бывшей Российской империи.
Соблазн был слишком велик — без малого полтысячи тонн золота, платины и серебра на 450 миллионов золотых рублей. Такой бы куш да доставить на нищую родину гуситов! Но надежной преградой к сокровищу стояли русские штыки…
Верховный Правитель еще не спал, да и какой сон мог быть в такой обстановке. Вот уже которую ночь все русские в литерных эшелонах не смыкали глаз, и было отчего.
Чехи наглели с каждым часом, все более превращаясь из союзников в оккупантов. Их бесчисленные вагоны запрудили железную дорогу, и так задыхающуюся от беспорядочной эвакуации на Восток. Вернее, панического бегства всех, кто не желал оставаться под властью красных. И эти русские эшелоны уперлись в чешский затор.
Они фактически заполонили железную дорогу бесконечными лентами своих эшелонов — из русских вагонов и с русским же добром. И сорвали эвакуацию из Омска и других сибирских городов.
Они не пропустили ни одного русского поезда — женщины, дети, старики, раненые умирали в вагонах или разбредались в поисках милости от красных и свирепых сибирских партизан. Вот только милость была очень редка в опаленных гражданской войной сердцах.
А из окон своих вагонов, сытые и в тепле, на творящиеся ужасы спокойно взирали вчерашние пленные, ставшие хозяевами. Если бы только взирали! Они захватили все станции со складами, полностью изгнав русских, отбирали силой паровозы у эшелонов с русскими, обрекая их на заклание. И так было повсеместно…
И только для литерных эшелонов они сделали исключение, пропуская на восток, к долгожданному Иркутску. Уже под Красноярском адмирал понял, что стал заложником каких-то непонятных планов генерала Жанена, командующего союзными войсками в Сибири, и командующего чехословацким корпусом генерала Сыровы.
Почему они пропускали литеры и тут же отсекали другие русские эшелоны,
Колчак прислонился лбом к холодному стеклу — пульсирующая боль стала потихоньку отступать. Через пару часов к эшелонам прицепят паровозы, и можно будет немного отоспаться… Но это будет позже, а пока нужно найти ответы на вопросы. Ответы, которые боишься дать даже самому себе, потому что их знаешь…
— Александр Васильевич, — адмирал повернулся к вошедшему в купе через открытую дверь председателю правительства Пепеляеву, еще молодому, не достигшему и сорока лет, крепкому сибирскому мужику. Да и сам Верховный Правитель еще далеко не достиг того рубежа, с которого начинается старость — ему было 47 лет.
— Только что поступила телеграмма из Иркутска от военного министра генерала Ханжина — «Иркутский гарнизон не в состоянии выделить достаточного отряда в Черемхово для восстановления порядка. Необходима немедленная присылка войск из Забайкалья. Временное подчинение Иркутского округа атаману Семенову необходимо», — рука премьер-министра дрожала. — Простите, Александр Васильевич, но нужно немедленно обратиться к атаману Семенову за помощью, иначе будет поздно.
Колчак нахмурился, взял из коробки папиросу. Сломал спичку, прежде чем закурил. Он всей душой ненавидел хитрого атамана, японского ставленника, но ничего сделать с ним не мог. А в декабре прошлого года, когда дело дошло до разрыва, в Иркутске подготовили военную экспедицию для изгнания Семенова. За атамана стеной встали японцы, пригрозив применить силу. Пришлось отступить и скрепя сердце формально примириться. И вот придется идти к нему на поклон… Этого адмирал не хотел, достоинство и честь не желали вступать в сделку. Но что делать?!
— Александр Васильевич, только у Семенова есть боеспособные войска, и он может отправить их на Иркутск. Вы вчера произвели атамана в генерал-лейтенанты, так будьте последовательны, сделайте следующий шаг…
— Хорошо, Виктор Николаевич, я отдам необходимые приказы, — после тягостного минутного размышления ответил Колчак и громко позвал своего адъютанта. — Лейтенант Трубчанинов!
Дверь в купе немедленно отворилась, и на пороге вырос молодой морской офицер, внимательно посмотрел на адмирала.
— Дмитрий Сергеевич, немедленно подготовьте приказ. Назначить генерал-лейтенанта Семенова Григория Михайловича с сего дня командующим войсками Иркутского военного округа. Пусть добавят необходимое или нужные изменения. И вызовите ко мне генерала Занкевича.
Через две минуты дверь снова отворилась, и в кабинет вошел коренастый, с белым Георгиевским крестом на кителе, невысокий генерал, одних лет с адмиралом. Пристально посмотрел Колчаку в лицо.
— Михаил Ипполитович, какие силы может двинуть атаман Семенов на Иркутск, и когда они смогут выступить? И еще одно — сможет ли командующий гарнизоном Иркутска выслать нам навстречу отряд?