Психикон
Шрифт:
Железнодорожная станция находилась на возвышенности, и уже с перрона я увидел улицы Валь-де-Флеха, огибающие круглое водохранилище. В полдень тумана не было, водная гладь искрилась. По реке двигались баржи и лодки, нагруженный товарами пароход важно выдвигался с пристани, над ним носились крикливые чайки.
Блестящий черной краской паровоз подал прощальный гудок и заспешил вдаль, увлекая за собой вереницу вагонов. Клубы дыма из трубы растянулись над ними белым облаком. Немногочисленные пассажиры расходились по своим делам, переваливаясь под тяжестью чемоданов.
В
Фундамент из коричневого кирпича порос мхом, деревянная обшивка посерела от солнца и рассохлась. Пожухлый газон казался вечно осенним, лишь на одной клумбе распустились цветы, но как! Она едва не раскалывалась от буйных растений, кричащих яркими цветами. Чует мое сердце, в свое время де Кола кого-то в ней закопал.
Как всегда, рядом с домом пропала фоновая музыка, звуки птиц и насекомых. В зловещей тишине я отпер дверь со стеклянными вставками и устремился в подвал. Там я хранил серебряный порошок, необходимый для ритуалов призывания, неудачно зачарованное оружие, которое никому не мог продать даже на черном рынке, некоторые энигмы сомнительного назначения и, конечно, эфирные петли – глиняные горшочки величиной с баночку для крема.
В подвале я зажег канделябр. Линии замысловатого знака на полу замерцали серебром. Со стороны и не скажешь, что знак удерживает в себе хищного духа рапинай, способного навести страху на целый город. Рядом на столе стоял ряд эфирных петель для вызова духа. Несколько этих запечатанных воском горшочков я взял с собой – до сих пор это мое главное оружие. Сразу почувствовал себя сильнее и увереннее. Впрочем, для вызволения Розет мне в первую очередь пригодятся социальные навыки.
Пролистав дневник заданий за прошлый год, я нашел имя пресвитера местного прихода Зеленого баала. Фламин Онезим, помимо прочего, талантливый доктор и экспериментатор. Приход я нашел не столько по карте, сколько ориентируясь на звучание флейт и гитар. В сквере гуляли и резвились парни в зеленых галстуках и девушки с такими же ленточками на шее – министранты Зеленого баала. От всех пахло спиртным и сладким дымом.
Из ворот высыпала шумная толпа, видимо, только что закончилась проповедь. Я протиснулся сквозь потные тела и вошел внутрь. Несмотря на величину зала, воздух здесь был спертый, кисло пахло испарениями. Из соседних комнат доносились хохот и женские стоны. Пресвитер, узнаваемый по зеленому самоцвету на груди, все еще стоял за кафедрой рядом с изваянием баала – изящным счастливым юношей с фужером и курительной трубкой. Из трубки статуи струился сладкий дым, благовония кружили голову и путали мысли.
– Пресвитер Онезим? – спросил я, смутно припоминая, что тот выглядел иначе.
– Леруа Нарсис, – улыбнулся сухощавый мужчина с ослепительно белыми зубами. – Приходом руковожу я. Давно не были в наших краях, сэр рыцарь?
– Давненько.
– Блудный сын вернулся! – воскликнул Леруа и радостно хлопнул в ладоши. – Каких удовольствий желает ваша душа? Или вы по делу?
– Мне нужен фламин Онезим.
– К сожалению, его здесь нет и никогда не будет. Может быть, я смогу вам помочь?
Я нахмурился.
– Вообще-то, мне нужен не сам Онезим, а его лаборатория. Знаете, здесь, под приходом, он проводил некие… эксперименты. Научные, можно сказать. Вызывал священные сны и хотел доказать существование баалов…
Пресвитер замахал руками.
– Ни слова больше, сэр рыцарь! Это же ересь, мракобесие! Баалы не существуют, они суть метафора. Именно поэтому Онезима и лишили должности. Его псевдонаучные эксперименты остановлены, лаборатории больше нет, хвала баалу.
– А что стало с людьми, которые лежат там, внизу? – спросил я и махнул рукой в сторону подвала.
– Теперь там огро-о-омный винный погреб, – улыбнулся Леруа, – больше я ничего не знаю.
– Дерьмо! – воскликнул я.
– Нет, вино, – сказал Леруа и расхохотался.
Я молча развернулся и вышел из храма.
Выходит, Розет так и останется блуждать в бесконечных видениях, пребывая в летаргическом сне, и никто ее не спасет. Вдоль позвоночника пробежал холод, словно кто-то сунул мне за шиворот кусок льда, руки покрылись мурашками. Не хотел бы я сам оказаться в такой ситуации!
Размышляя, что же теперь делать, я рассеянно разглядывал местных гуляк, пока взгляд не зацепился за валяющееся в траве тело. Тело ворочалось, ругалось и хваталось за основание дерева в попытке подняться. Я подошел ближе. Борясь с крайней степенью опьянения, мужчина вцепился пальцами в кору и все-таки поднялся, тяжело навалился спиной на ствол, откинул голову, хватая ртом воздух. Лицо с широкой челюстью опухло, кудрявая шевелюра сбилась в неопрятный ком, украшенный листьями и репьями, но пьяницу я узнал.
– Празднуете понижение в должности, фламин Онезим? – спросил я.
Онезим коротко хохотнул и тут же фыркнул, уголки губ опустились.
– Я тебя помню, шутник, – сказал он охрипшим голосом. – Хорошие были времена. Чего надо?
– Я пришел за Розет.
Бывший пресвитер попробовал снова рассмеяться, но зажмурился от приступа мигрени и сжал виски. Проморгавшись, он сказал:
– Да уж, вовремя ты. Меня выгнали, исследования запретили. Странно… никак не возьму в толк, почему. Ведь я почти доказал, что баалы существуют, это ведь хорошо! Ведь это на благо культа! Почему так?
– Розет, – повторил я.
– Как ты думаешь, что эти идиоты сделали со всеми спящими летаргическим сном?
– Ну?
Онезим развел руками, лицо было злым и обиженным одновременно. Он проговорил медленно, будто вслушиваясь в свои слова и удивляясь сказанному:
– Они же идиоты! Бесталанные бюрократы. Взяли и похоронили!
Я вытаращил на него глаза. Внутри словно лопнула струна. Не то чтобы я шибко переживал за Розет, но рассчитывал обрести союзника и даже в какой-то мере исправить свои прошлые деяния, из-за которых пострадало немало людей.