Психоанализ и бессознательное. Порнография и непристойность
Шрифт:
Это очень точно, — как-то осенило меня, хотя я далеко не ученый, — ведь это означает: из пламени Древа Жизни. То есть из самой жизни. Значит, эти слова следует понимать вот каким образом: «Видимо, по представлениям древних ариев, солнце должно было время от времени пополнять запасы своего огня из жизни», — что, собственно, всегда утверждали древнегреческие философы и что до сих пор представляется мне мудрой истиной и ключом к космосу. Не жизнь берет начало от солнца, но солнце есть продукт эманации жизни, то есть всех питающих его растений и животных.
Разумеется, кто-нибудь из моих уважаемых критиков может сказать, что подобные представления древних ариев, этого давно позабытого племени, выглядят сегодня чем-то вроде старческого маразма или же, напротив, детского лепета. Но что до меня, я все же испытываю уважение к моим предкам и полагаю, что, кроме чуда
В заключение еще пару слов. Эта моя «псевдофилософия» (или «психа анализ» — анализ психа, — как отозвался бы о ней один из моих уважаемых оппонентов) выросла из моих романов и стихотворных произведений, а не наоборот. Романы и стихи выходят из-под пера пишущего нечаянно, ненароком. И лишь потом абсолютная потребность в хоть сколько-нибудь удовлетворительном рациональном понимании самого себя и общего хода вещей заставляет его извлекать некие абстрактные выводы из своего писательского и просто человеческого опыта. Романы и стихи — это эмоциональный опыт в чистом виде. А вся эта «психа аналитика» — заключения, сделанные впоследствии, на основании такого опыта.
Но при всем при этом мне кажется, что даже искусство впрямую зависит от философии — или от метафизики, если вам больше нравится это слово. Художник чаще всего не в состоянии сформулировать эту свою метафизику или философию, она даже может таиться в нем на бессознательном уровне, и все же она управляет им, как и любым другим человеком, и точно так же, как все остальные, он живет в согласии с нею. Люди существуют и смотрят на жизнь каждый в соответствии с собственным пониманием, которое постепенно совершенствуется или же, наоборот, деградирует. Это понимание также существует в виде некой доминирующей идеи или метафизических представлений, — собственно, на первых порах оно существует именно в таком виде, а потом, как бутон, раскрывается под влиянием искусства и жизни. Но в наши дни это понимание у большинства людей, их вера, их метафизика износились до дыр, а наше искусство истрепалось, превратившись в лохмотья. У нас нет никакого будущего: ни у наших надежд, ни у наших целей, ни у нашего искусства. Все это в недалеком будущем превратится в серый ворох никому не нужного тряпья.
Так не пора ли развеять этот серый туман старых взглядов и представлений и попытаться прислушаться к тому, во что, в конце концов, верует наше сердце? Прислушаться к тому, чего оно на самом деле желает — хотя бы на ближайшее будущее. Вот то единственное, что следовало бы облечь в слова веры и знания. И после этого вновь двигаться вперед, чтобы эту веру и эти знания воплотить в жизнь и искусство.
Разорвать старую завесу взглядов и представлений и, пройдя через образовавшуюся прореху, следовать дальше, — вот что нам нужно. Так почему бы мне не попытаться сделать это прямо сейчас? Почему бы не попытаться описать на бумаге все, что я увидел за той прорехой, — в самом деле, почему бы не сделать этого? И если издатель пожелает напечатать то, что мною написано, — возражать я не стану. Ну а если к тому же кто-то попытается это прочесть — ради бога, читайте. Хотя, конечно, зачем читать то, что вряд ли кому-то покажется интересным? Разве что этот кто-то — мой уважаемый критик, которому нужно настрочить энное количество слов, чтобы ему заплатили за них. Ну а что он будет писать и как, — это не имеет никакого значения.
Таормина [10] , Д. Г. Л.
Глава I
ВВЕДЕНИЕ
Начну с небольшого извинения перед психоанализом. Не слишком справедливо насмехаться над психоаналитическим понятием «бессознательное», а если и справедливо, то лишь в том смысле, в котором и сам психоанализ издевается над этим вместилищем всяческого зла, этим зверинцем, где содержатся удивительные и не слишком приятные существа. Но самое несправедливое — это издеваться над самим психоанализом, как если бы Фрейд во всей своей теории не изобрел и не описал ничего иного, кроме бессознательного.
10
Таормина — курортный город на побережье Сицилии, где Д. Г. Лоуренс заканчивал работу над «Фантазией на тему о бессознательном».
Разумеется, бессознательное никак нельзя считать ключом к фрейдистской теории. Истинный ключ к фрейдизму — это, конечно, секс. Сексуальный мотив, согласно этой теории, стоит за любой человеческой деятельностью.
Но все это заходит чересчур далеко. Мы и в самом деле должны признать, что сексуальный элемент присущ любой человеческой деятельности. Но точно так же ей присущ элемент жадности и многое что другое. Мы можем согласиться также и с тем, что изрядная доля секса присутствует во всех человеческих взаимоотношениях, особенно в зрелом возрасте, и мы благодарны Фрейду за то, что он сумел отстоять этот свой постулат. Мы благодарны ему за то, что он опустил нас с высот небес на нашу грешную землю. Пусть утверждения Фрейда — всего лишь полуправда, но лучше иметь полбулки, чем остаться вовсе без булки.
Однако все дело в том, что есть еще и другая «половина булки», — и это все то, что не секс. Сексуальной мотивацией нельзя объяснить все виды человеческой деятельности. Это не нуждается в доказательствах, мы это просто знаем.
Несомненно, пол, а вместе с ним секс, имеет важнейший смысл. Этот смысл заключается в том, что жизнь человечества определяется мужским и женским началом и что оба излучают своего рода магнетический импульс, который отталкивает все мужское от женского, если это негативный, или разделяющий, магнетизм, и притягивает их друг к другу, если это магнетизм позитивный. В последнем случае происходит бесконечно разнообразное по формам сближение между мужчиной и женщиной вплоть до критического акта соития. Без акта соития, венчающего это сближение, секс в человеческих отношениях — неполноценный секс, точно так же как евнух — неполноценный мужчина. Иначе говоря, акт соития — это универсальный ключ к сексу.
Но скажите на милость, в самом ли деле вся наша жизнь сводится к этому венчающему межполовое сближение акту соития? С одной стороны, это, без всякого сомнения, так, и было бы очень полезно, если бы психоанализ нам разъяснил, до какой степени это верно. Ведь иногда действительно кажется, что вся наша жизнь направлена на этот единственный миг соития. Давайте не лукавить и честно это признаем.
Однако наша жизнь не ограничивается одной стороной и одним лишь движением к этой единственной кульминации. Неужели строительство собора стимулируется актом соития? Является ли секс побудительным мотивом и в этом богоугодном деле? Разумеется, нет. Хотя сексуальный элемент до некоторой степени присутствует и здесь, играя свою определенную роль. Конечно, не доминирующую. То же самое можно сказать и о строительстве, например, Панамского канала. Сексуальный побудительный импульс, в самом широком смысле этого слова, имел какое-то значение и в этом случае. Но было там и нечто иное, гораздо более важное, что и явилось главным побудительным мотивом для строительства этого канала, как, впрочем, для строительства храма и любого другого сооружения.
Так в чем же заключается этот иной, более важный импульс? В неодолимом стремлении человека к созиданию, вот в чем. Человек не просто хочет что-то создавать или строить, он хочет строить из самого ценного материала — из своего собственного «я», из своей собственной веры, вкладывая в создаваемый им мир свои собственные силы, свои собственные понятия о красоте; он хочет строить нечто прекрасное. И это самое главное: строить не просто полезное, а непременно прекрасное. Панамский канал никогда бы не был построен просто ради того, чтобы по нему проходили суда. Его строительство было вызвано бескорыстным стремлением человека создать нечто очень красивое, нечто, родившееся в его собственной голове, нечто такое, во что он смог бы вложить свое «я», свою веру в высшие силы и в самого себя, всю радость своей души — с этого, собственно, и начинается творчество. Такова первичная мотивация. Сексуальная же мотивация по отношению к этой первичной является дополнительной, а зачастую и прямо противоположной.
Таким образом, первый мотив любой человеческой деятельности — это мотив исключительно религиозный или исключительно творческий. Сексуальный же мотив, как правило, играет второстепенную роль. Но иногда между этими двумя мотивами возникает острый «конфликт интересов».
Хотелось бы проследить истоки первичного, то есть творчески-религиозного мотива в человеческом «я», не упуская из виду и взаимосвязь первичного с вторичным, то есть сексуальным мотивом. Эти два великих человеческих импульса сосуществуют бок о бок, как муж и жена или как отец и сын. И бесполезно преувеличивать роль одного из них, пренебрегая ролью другого.