Психоанализ: учебное пособие
Шрифт:
Трудности работы с подобного рода переносами не должны приводить аналитика ни к отказу от обсуждения с пациентом интимных тем, ни к морализаторским нравоучениям о необходимости сдерживания им своих чувств и порывов. Напротив, аналитик обязан сделать все для того, чтобы пациент смог уяснить для себя, каковы подлинные причины, лежащие в основе переноса им своих чувств на аналитика, и как он реагирует на подобного рода ситуации в реальной жизни.
Изречения
З. Фрейд: «Перенос может проявиться в бурном требовании любви или в более умеренных формах; вместо желания быть возлюбленной у молодой девушки может возникнуть желание стать любимой дочерью старого мужчины, либидозное стремление может смягчиться до предложения неразрывной, но и идеальной, нечувственной дружбы».
З. Фрейд: «Но нельзя обходить работу с переносом, так как он применяется для построения всех препятствий, делающих недоступным материал, получаемый в курсе лечения, и потому что ощущение убеждения в верности конструируемых связей вызывается у больного только после устранения переноса».
Работа с переносом, особенно с эротизированным, требует
Казалось бы, мое нарциссическое Я должно быть сильно уязвлено тем, что молодая женщина ушла от меня. Разве не испытывает аналитик чувство досады из-за того, что его предпочли другому аналитику? Разве ему не обидно, что не удалось до конца довести начатый анализ?
Из клинической практики
Однажды мне довелось работать с молодой женщиной, которая хотела разобраться в себе. Но в то же время при первой же встрече она заявила, что у нее, в отличие от окружающих ее людей и тех пациентов, которые обращаются к аналитику, нет никаких проблем, во всяком случае тех, которые бы доставляли ей беспокойство. Однако ее первый визит свидетельствовал о том, что у нее не все так благополучно, как ей представлялось. Женщина призналась, что приехала за полчаса до назначенного времени, сидела в машине, испытывала волнение от предстоящей встречи со мной и чуть не расплакалась, когда ей пришлось отвечать на вопросы общего характера. На второй сессии во время рассказа о себе она не сдержалась и расплакалась, а через какое-то время сказала, что по облику, манерам поведения и даже цвету рубашки я напоминаю ей отца.
По мере того как женщина все больше рассказывала о своей жизни, становилось очевидным, что проблемы, вызывавшие у нее глубокие переживания, не обошли ее стороной. В детстве она часто испытывала чувство одиночества, не любила быть одна, ее охватывал страх ожидания. В 14 лет ее родители разошлись, а ей предоставили право выбора, с кем жить. Несмотря на то что папа считал ее умной девочкой и был для нее идеалом, она осталась с мамой. Отец обиделся, так как, по ее собственным словам, он был, видимо, уверен, что она останется с ним. Вскоре ее мама вышла замуж, отношения в семье стали напряженными, и после окончания школы девочка уехала к отцу, который жил в другом городе. Позднее она поступила в институт, вышла замуж. В материальном отношении она достаточно обеспечена, есть почти все, о чем может мечтать молодая женщина, кроме одного – пылкой и страстной любви к своему мужу.
С самого начала наших встреч у женщины наблюдался позитивный перенос ко мне. Я напоминал ей отца, который был для нее идеалом. Однако, несмотря на позитивный перенос, который, казалось бы, должен был способствовать установлению доверительных отношений между нами, аналитическая работа крайне медленно продвигалась вперед. Женщине с трудом давались какие-либо воспоминания о детстве, и она сама удивлялась тому, что не может вспомнить радостные или горестные переживания, связанные с теми или иными событиями раннего периода своей жизни. Чувствовалось, что какое-то внутреннее сопротивление мешает ей вспоминать о своих детских отношениях к родителям, к И лишь одно сновидение да несколько мимоходом произнесенных фраз по поводу обрывков воспоминаний об отце и матери наводили на мысль, что в детстве имело место нечто такое, что, будучи вытесненным из сознания и из памяти, оказало существенное воздействие на характер, образ мышления и манеру поведения молодой женщины. Я догадывался, что помимо идеализации отца у нее в глубине души «застряла» глубокая обида на него. Судя по всему, эта обида была связана с тем, что отец предоставлял ей полную самостоятельность в принятии решений, в том числе и в период развода с ее матерью, в то время как самостоятельность в какой-то степени тяготила ее. Девочке хотелось, чтобы отец принимал решения за нее, особенно когда это касалось жизненно важных вопросов. В аналитической ситуации амбивалентное отношение к отцу сказалось на ее переносе. Если в начале наших встреч женщина идеализировала меня, то три месяца спустя она стала воспринимать аналитика как, по ее собственному выражению, «нормального человека, не лишенного недостатков». На самом деле ее позитивный перенос превратился в негативный, и чувство обиды к отцу распространилось на меня. К сожалению, я не успел проработать материал, связанный с ее амбивалентными чувствами к отцу и с негативным переносом. Помешали обстоятельства, связанные с ее влюбленностью в некого молодого человека, отношения с которым развивались столь стремительно и бурно, что стали предметом ее главного внимания и переживаний. И однажды, когда я оставил право решения одного вопроса за ней, женщина не смогла справиться с захлестнувшей ее обидой, остро напомнившей ей об отношениях с отцом. Будучи скрытной, она внешне никак не проявила свои негативные чувства ко мне, но после летнего отпуска не вернулась в анализ. Так. не проработанный вовремя негативный перенос обернулся уходом молодой женщины из анализа.
Полагаю, что если бы не стечение неблагоприятных обстоятельств, то сосредоточение аналитической работы над негативным переносом женщины могло бы дать свои позитивные результаты в деле разрешения ее внутриличностных конфликтов, связанных с ее амбивалентным отношением к отцу. То, что она ушла из анализа, можно расценивать как мое поражение. Поражение аналитика, не справившегося с терапевтической задачей. Но подобный результат в действительности является стимулирующим средством
Признаюсь, что на какое-то мгновение нечто похожее на эти чувства возникло у меня. Но вовсе не потому, что молодая женщина ушла к другому аналитику. Причина крылась в другом: за время нашей совместной работы мне не удалось преодолеть те сопротивления, которые не позволили дойти до ранних детских воспоминаний пациентки о взаимоотношениях с родителями. Но я предполагал, что именно уход от меня к другому аналитику может оказаться плодотворным для самой женщины. Как и предшествующая обида на отца, ее обида на меня может стать стимулом для интенсификации воспоминаний детства в процессе анализа, проводимого другим человеком. Надеюсь, что так оно и было. В этом отношении мое нарциссическое Я не доставляло мне хлопот. Другое дело, что эта история заставила меня глубже задуматься над феноменом негативного переноса и подвергнуть тщательному анализу все, что предшествовало возникновению этого переноса в той аналитической ситуации.
В моей практике был также случай, когда кандидат в практикующие аналитики ушел от меня к другому специалисту. Это произошло в результате допущенной мною ошибки, вызвавшей у проходящего анализ кандидата чувство обиды и даже внутреннего возмущения. Речь шла об одном деликатном вопросе, который далеко не всегда становится предметом обсуждения среди аналитиков. Если во время аналитической работы обсуждение сексуальных проблем считается некой нормой, чуть ли не обязательной для прохождения психоаналитической терапии, то проблеме денег уделяется незначительное внимание. Исключение составляет лишь начало работы, когда аналитик посвящает пациента в правила аналитического лечения, включая обязательства по его оплате.
На определенном этапе работы с будущим аналитиком мне показалось необходимым обсудить денежный вопрос. Это необходимо было сделать как в плане выявления переживаний, связанных с отношением к деньгам, так и с точки зрения показа кандидату, какие обусловленные денежными расчетами скрытые трудности могут возникать в процессе аналитической работы. Однако в то время я недооценил непроработанность соответствующего материала и выбрал, как сейчас понимаю, не лучший момент для обсуждения данной проблематики. В результате кандидат в практикующие аналитики решил перейти к другому специалисту. И хотя он не объяснил причину своего решения, тем не менее для меня было ясно, что она напрямую соотносится с обидой, возникшей у него на почве переживаний, связанных с затронутой мною проблемой денежных отношений.
Успешные, с точки зрения аналитика, случаи лечения доставляют ему удовлетворение и ублажают его нарциссическое Я. Чем больше таких случаев, тем значительнее опасность того, что нарциссическое Я аналитика возобладает над его способностью критического мышления и самокритичного отношения к себе. Другое дело неудачи. Они заставляют переосмысливать аналитическую ситуацию и более тщательно разбираться в своих собственных упущениях, связанных с недооценкой психических процессов, включая сопротивление и перенос, или с неадекватной расстановкой акцентов в аналитической работе. Пожалуй, можно сказать, что именно благодаря терапевтическим неудачам в конечном итоге осуществляется прогресс психоаналитического знания.
Не думаю, что все аналитики могут похвастаться исключительно позитивными результатами терапевтической работы. Но, к сожалению, большинство из них с готовностью выносят на обсуждение свои достижения в терапевтической деятельности и не горят особым желанием поделиться своими неудачами. Причем «высшим пилотажем» считается, когда аналитическое лечение исчисляется сотнями часов, будто профессионализм заключается в том, как долго аналитик сможет удержать у себя пациента. Между тем психоаналитическое обучение, основанное на разборе успешных случаев длительного лечения, является односторонним и вряд ли может сослужить хорошую службу в деле развития клинического психоанализа в нашей стране. Не секрет, что в условиях тех кризисных ситуаций и финансовых трудностей, которые имеют место на современном этапе развития России, длительное по времени аналитическое лечение представляется скорее исключением, чем правилом и нормой, как это характерно для развитых западных стран.
Полагаю, что было бы весьма полезно, если бы отечественные аналитики отважились на публикацию своих случаев лечения, не являющихся продолжительными и успешными. В этом отношении примером может служить изложенный Фрейдом случай анализа истерии, известный под названием «История болезни Доры». Длительность лечения составляла всего три месяца. Оно не было завершено до конца, так как прервалось по инициативе пациентки. Более того, несмотря на проделанную Фрейдом аналитическую работу, состояние пациентки не стало заметно лучше. И тем не менее основатель психоанализа счел возможным опубликовать данную историю болезни, поскольку полагал, что врач принимает на себя обязательства по отношению не только к отдельному больному, но и к науке в целом. При этом он не считал зазорным признаться в том, что в случае Доры оказался «пораженным переносом», упустил возможность устранения переноса, что привело к преждевременному прекращению лечения.
Публикация Фрейдом случая Доры представляется поучительной, так как, во-первых, свидетельствует о направленности его исследовательской деятельности, в основе которой лежало стремление к истине, и, во-вторых, наглядно демонстрирует те реальные трудности, с которыми приходится сталкиваться психоаналитику в его терапевтической деятельности. Терапевтическая работа оказывается успешной лишь в том случае, когда аналитик не только вовремя замечает проявление переноса у пациента, но и преодолевает его путем разъяснения пациенту того, что его чувства не исходят из настоящей ситуации, они относятся не к личности врача, а являются повторением прошлого. Одна из важных задач анализа как раз и состоит в том, чтобы превратить подобное повторение в воспоминание. В таком случае, как подчеркивал Фрейд, перенос, независимо от того, является ли он позитивным или негативным, становится лучшим орудием, с помощью которого открываются самые сокровенные тайники душевной жизни.