Психофильм русской революции
Шрифт:
Но уже подкапывались под русскую жизнь злые силы и готовилось выползать из своих нор подполье.
Когда Император Николай II взошел на прародительский престол, я был уже врачом. В моих воспоминаниях со всею ясностью обрисовывается образ молодого царя, который в первые месяцы своего царствования привлек к себе всеобщее внимание и симпатии. То была волна экстаза, охватившая все русское общество. По всей Русской земле ширились восторженные рассказы о том, как бесстрашный русский Царь, на сан которого в последние десятилетия шла дикая охота подполья, свободно, пренебрегая охраною, ходил по городу пешком один. Бурю восторга вызвал случай, когда Царь, как простой гражданин, зашел в
Увы! Благородная рука повисла в воздухе...
Первый камень в царский престол бросили не бесы подполья, а наэлектризованная ими привилегированная группа бар-помещиков с фрондирующими отпрысками родовой аристократии. Те самые баре, от произвола которых освободил русский народ дед молодого Царя. Краса и гордость реформированной русской жизни - земство и общественные организации, охваченные конституционным бредом, -дружно повели кампанию за ограничение царской власти и мечтали о российском парламенте. А третий элемент - так называли земских служащих - толкал честолюбивых земцев на путь борьбы и соревнования с губернаторами и бюрократией.
Благородство молодого Царя было истолковано как слабость и как отступление от твердого курса покойного Императора. Земцы почувствовали пробуждение политической весны. В традиционных адресах, подаваемых Царю по поводу Его восшествия на престол, вместо выражения верноподданнических чувств заявлялось недвусмысленное требование упразднения самодержавия, оказавшего новым течениям столько благоволения.
Дерзкие требования были выражены тверским и черниговским земствами. И совершенно неожиданно, как гром из ясного неба, пронеслась по всей России твердая отповедь молодого Царя, который достойно осадил зарвавшихся политиканов, указав им на бессмысленность их мечтаний и на твердую решимость верховной власти не отступать от заветов прошлого. Царь отверг конституцию.
Это было объявлением войны, но не со стороны короны, а от имени прессы, общественных организаций, всей интеллигенции. Как ножом обрезало популярность Царя. Государь в своей отповеди впервые обнаружил присущую ему твердость и верность заветам своих отцов. С этого момента, как бы по таинственному сигналу, данному из неведомого центра, сразу сдувается очарование русской общественности своим молодым Монархом. Замолкают восторги, приветствия, и, насторожившись, либеральные элементы затаивают свои вожделения и решаются выжидать. Пресса, еще скованная рамками цензуры, ведет кампанию против правительственной власти и принимает тот левый уклон, от которого она еще не освободится через много лет, даже в унижениях эмиграции.
Корона между тем идет своим путем, охраняя величие и достоинство России. Получив в наследство прочно скованный государственный аппарат, Государь именными рескриптами приветствует стойких старых слуг Престола. Начинается небывалый прогресс хозяйственно-экономической и культурной жизни России, который только впоследствии так подло будет тормозить Государственная дума. При ближайшем участии Государя проводится две крупных реформы: винная монополия и вводится золотая валюта. Цифры показывают колоссальный прогресс в области хозяйства и техники.
В воспоминаниях современников еще жива картина деятельности Государя в первые годы его царствования. Заканчивается Сибирский путь, которому скоро будет предстоять небывалый в истории экзамен переброски миллионной армии на Дальний Восток. Ведется мудрая, полная достоинства внешняя политика. Я был за границей в научной командировке, когда весь мир облетело смелое предложение русского Государя об учреждении международного трибунала в Гааге, который позже воплотится в действительность, а впоследствии идея Самодержца исказится в учреждении еврейско-демократической говорильни народов в лице современной нам «лиги наций». Я помню то колоссальное впечатление, которое произвело в Германии выступление русского Монарха. Оно сразу очертило его как личность сильную, с широким полетом ума и воли.
Русская армия была на полной высоте: она еще не была заполонена влиянием пораженцев периода маньчжурской войны. Во время боксерского движения русские войска блестяще выдерживают экзамен. Под командою отличных военачальников войска быстро покоряют восставшую окраину и оккупированные области, поддерживая славу русского оружия. А через два десятка лет их сыновья, носители тех же славных боевых имен и прежних лозунгов Императорской армии, после тяжких поражений и измены императорскому штандарту, докатятся до звания большевицких спецов или утонут в сраме непредрешенства, получив титул его «вождей».
Во главе мощной Державы уже тогда обрисовывается личность Императора Николая II с его рыцарской природою. Всегда спокойный, выдержанный, прекрасно образованный и воспитанный, владеющий собою Государь проявляет две главные черты своей личности, которые впоследствии будут отрицать и обесценивать его враги: это трезвый ум и твердая воля. Нет нелепее революционной легенды, чем прочно вбитая в мозги русской интеллигенции басня о мнимой слабости воли и бесхарактерности Императора Николая II. Только абсолютные невежды в психологии могут утверждать и думать, что Монарх, с такой последовательностью и твердостью не сделав ни одного ложного шага, не сказав ни одного неосторожного слова, взошедший на плаху, не обладал твердым характером и был слаб духом.
Даже те его ближайшие сотрудники, которые впоследствии, побуждаемые мелкими укорами неудовлетворенного самолюбия, как Витте и Коковцов, сделались Его клеветниками, не могут исказить истины и против своей воли рисуют Государя как умного и твердого человека, в нужные моменты не потакавшего им, а строго осаживавшего зарвавшихся царедворцев. Подлые мемуары обоих сановников представляют собою позорные документы человеческой низости и рабской психики. Но и их авторы не могут не признать, что Государь мудро управлял страною с народом, уже впадавшим в состояние повального безумия. Уже тот факт, что на фоне разнузданной морали отречения, измены и предательства Государь остался так одинок и тверд в своем одиночестве, показывает, как чужда была ему приписываемая врагами податливость и слабость характера.
Государь обладал громадным запасом знаний и поразительной памятью. Именно Николай II отвечает по своим качествам тому идеалу, который построил Платон для монарха. Бред революции требует от монарха качеств необузданного своеволия, смелости и самоуверенности диктатора и чуть ли не жестокости чекиста. Но монарх не есть ни тиран, ни диктатор, ни захватчик власти. Упомянутые доблести можно требовать от людей без роду, без племени, на мгновение выскакивающих на поверхность истории, не связанных ни с прошлым, ни с будущим народа. Но их нельзя искать в монархе, олицетворяющем народ в его целом и в его историческом развитии. Связанный с прошлым своего народа веками истории, Император Николай II впитал традиции русского монарха от своего венценосного Отца и от своего воспитателя, величайшего ученого и государственного деятеля К. П. Победоносцева.