Психологический рисунок личности, или Как разбираться в людях
Шрифт:
Эпилептоид, как мы подробнее обсудим ниже, любит наводить справедливость. В соответствии с уже существующими законами. А паранойяльный любит вводить справедливость. То есть другие, более совершенные с его точки зрения законы. А что может быть более болезненной темой в обществе, чем тема справедливости? Так что – катализатор!
Философия
Паранойяльного человека не очень интересует философия: материя ли порождает дух, или дух материю. Ему важнее социальность в разных проявлениях. Но если для решения социальных вопросов потребуется пофилософствовать, он может углубиться и в эту сторону, став в какой-то мере профессионалом и здесь. У Ленина были философские тетради, он написал философско-публицистическое эссе «Материализм
Характерен один из тезисов Маркса о Фейербахе: до сих пор философы объясняли мир, а надо его переделывать. Очень хороший тезис. Для меня как автора. Он так красиво иллюстрирует паранойяльную личность, что и добавить нечего.
Субъект-объектность
Творя в макросоциуме, паранойяльный считает себя личностью, субъектом, а других так или иначе превращает в объекты. Это именно у него ярко выраженное субъект-объектное отношение к людям, против которого возразила гуманистическая психология. Это он считает всех винтиками, массами, тестом истории. Себя он считает творцом. А человеком из массы, винтиком он быть не хочет. Впрочем, нередко он заявляет, что народ, массы превыше всего, и тогда (тут уж деваться некуда) он считает себя плоть от плоти героем из народа. Вспомним: вышли мы все из народа. Но и в этом случае декларируется лишь «генетическая» связь с народом нашего героя, на деле он выделяет себя из народа, он учит народ, ведет за собой, покоряет его, подчиняет, подавляет…
Суггестия
Суггестия – внушение. Паранойяльный и суггестия очень связаны. Сам паранойяльный в целом плохо поддается внушению. В том числе и гипнотическая внушаемость, в противовес истероидам, сензитивам и неустойчивым, незначительна: так себе – легкая сонливость, расслабленность. Это он внушает. Он вождь.
Он ведет массы, толпу, и она ему верит, даже верует в него.
Он может призвать умереть за его идею и даже за него самого, который эту идею воплощает и без которого умрет его дело.
Иногда он выступает в роли мага, гипнотизера, калиостро. Но это больше на провинциальном уровне – этакая двойная фамилия «калиостро-кашпировский».
Эмпатия
Эмпатия – это вчувствование в психику другого человека. При этом может быть сопереживание и сочувствие. (А может быть и «отрицательная» эмпатия – с подчинением человека.)
Паранойяльные малоэмпатичны, плохо чувствуют другого человека, не чувствительны к чужому горю. У него все только для дела. Когда он проповедует, он сам впадает в транс, сознание сужено, глаза горят, руки в энергичной жестикуляции, в эти минуты он совершенно недоступен другим людям, он их любит-ненавидит в зависимости от того, как они воспринимают его речь. Он может и в другое время совершенно не думать о потребностях и состоянии близких людей, их больших и тем более маленьких бедах, мелких заморочках: подумаешь – слезы, «что слезы женские? – вода». Он должен постоянно задавать себе вопрос: стоит ли его дело больше человека? Может быть, конечно, и стоит. И не надо умиляться довольно сомнительной в смысле истинности фразе Достоевского о слезинке ребенка. Но имеет смысл остановиться в беге, оглянуться во гневе и все-таки задать себе поставленный нами сейчас сакраментальный вопрос: «Стоит ли его дело больше человека?»
Благодеяния
Паранойяльные склонны творить добро, но тогда, когда это имеет смысл в рамках их основного дела: для рекламы, во время избирательной кампании, для завоевания человека, который важен как приверженец. И в ущерб другим людям, которые имеют, может быть, больше моральных оснований на его внимание.
Грех
Паранойяльный, как можно понять из логики психотипа, грешит и не кается! Тут один из наших образных узлов. Сравним все психотипы. Так вот, эпилептоид обыкновенно не грешит и не кается. Или мало грешит и мало кается. К гипертиму приложимо стандартное словосочетание: он грешит и кается. Истероид грешит, чтобы каяться.
Паранойяльный грешит и не кается.
Он считает, что все, что он делает, все, что он требует, все это для высшего блага Человека, и он может, имеет право, это не грех, это добродетель. Даже если что-то для себя взято, это малость, а отдается много, считает он. Может быть, и все же не грех паранойяльному человеку задуматься над этим и поточнее взвешивать свои грехи. Что до истово верующего и боящегося Бога Ивана Грозного (объединил Русь – куда уж больше), то он не каялся, а боялся, покаяние его были не раскаянием, а трусостью перед наказанием.
Вероломность
В отличие от эпилептоида, паранойяльный может быть вероломным. И найдет массу оправданий, почему он нарушил договор. Прежде всего потому, что его поведение обусловлено обстоятельствами общего дела. А если даже личное что-то, то он для этого общего дела сам по себе более значим, чем другие. И так далее в этом роде.
Комплекс неполноценности и гиперкомпенсация
Нередко у паранойяльного человека можно выявить те или иные дефекты. Все равно, в чем они выражены. Это может быть хромота, неуклюжесть, полнота, худоба, малый рост, неправильный прикус, диспропорции в лице, картавость, заикание, гнилые зубы. Или: «ты сын врага народа», «твой отец – предатель, в плен сдался немцам». А Троцкий вообще был еврей.
«Фефекты фечи» ли, или то, что тебя дразнят в школе «жиртрестпромсосиска», принадлежность ли к гонимой нации дает паранойяльным тот неоценимый комплекс неполноценности, который впоследствии гиперкомпенсируется достижениями в социальной сфере. Получается даже, что комплекс неполноценности дан как бы свыше, что это подарок судьбы. Важно, что дефект формирует переживание неполноценности и страстное желание его компенсировать. Организуется бурная деятельность по его восполнению. Суворов, будучи хилым мальчиком, задался целью стать полководцем и стал им. Есть словосочетание, ставшее достаточно расхожим термином, – «наполеоновский комплекс». Низкорослость Наполеона при его полноте и его бурное продвижение в социуме известны всем. Паранойяльных, скорее всего, третировали в детстве. Родители, учителя, мачеха, отчим, старшие ребята во дворе… И начинала работать великая сила – гиперкомпенсация.
Мы затронули страшную и интересную проблему еврейства. Быть евреем в стране, где время от времени вспыхивает тлеющий уголек антисемитизма, это испытывать комплекс самой жгучей неполноценности. Может быть, поэтому у евреев действительно-таки много достижений.
Но то, что мы сейчас отметили в последних абзацах, может приобретать и зловещие черты. Тот же Наполеон – это сейчас как бы даже романтизированная фигура, а ведь Пьер Безухов его воспринимал как злодея. Еще страшнее маленький и сухорукий, с оспинами на лице, Сосо Джугашвили (впоследствии Сталин).
И в то же время переживания человека незаурядного, но оттесняемого из-за своего не зависящего от него дефекта на периферию общества, тяжки для него. Влезем в его кожу! И нам захочется отомстить благополучным насмешникам, придавить их, заставить ползать, подчиняться, умолять. Но он должен, – мягче – он может сказать себе: мы ведь такие благородные и умные, что не падем так низко, будем сопротивляться этим желаниям. А может, даже лучше будем изначально столь благородны, что и намека на такие желания не появится? Ну, ладно, не будем идеалистами: возникнет такое желание. Но мы будем ему сопротивляться. Хотя бы для того, чтобы не получить потом репутацию злодея – мы же не этого добивались. Нам же и самим хочется в своих глазах выглядеть добрым человеком. А зачем влезать в чью-то шкуру. Даже если мы не такие уж паранойяльные психопаты, а всего-навсего нас гложет маленькая зависть, то и здесь не надо компенсироваться за счет других, пусть эта компенсация произойдет за счет себя. Сегодня стану лучше, чем вчера, достижения будут расти, я их направлю на пользу людям. Я вырасту в своих глазах. И люди это так или иначе заметят, и я займу достойное место среди достойных людей.