Психология день за днем. События и уроки
Шрифт:
В данном случае, как это нередко бывает, здравосмысленное решение оказалось продиктовано банальным предрассудком. На самом деле, и Эрл Эйч, и все прочие дети-испытуемые повели себя по-настоящему мудро: после нескольких проб они остановили свой выбор на тех продуктах, которые в сумме составили оптимально сбалансированный рацион.
Недоверие к вероятности такого варианта продиктовано нашими собственными, взрослыми установками. Попробуйте сами представить себя перед скатертью-самобранкой, с которой вы вольны угощаться чем угодно. Положа руку на сердце, приходится признать, что взрослый в этой ситуации вряд ли выберет несоленую гречневую кашу, сырую редьку и ржаной хлеб, которые обеспечивают оптимальное и безвредное удовлетворение основных потребностей организма в питательных веществах. Скорее всего, предпочтение будет отдано крабам под майонезом, пряным копченостям и ананасам в шампанском, со всеми их неблагоприятными последствиями для пищеварения, фигуры и т. д. Чем это объяснить? Слишком много факторов –
Однако этот впечатляющий опыт, вернее – навеваемые им размышления, можно расценить как далеко не однозначный аргумент в пользу гуманистической теории. Во-первых, выбор между полезным и вредным для желудка и для души вряд ли осуществляется по одному и тому же принципу. Как уже было сказано, даже крыса способна выбрать оптимальный вариант насыщения своего организма питательными веществами. Но поставьте ее в условия дефицита этих веществ, да еще и в условия конкуренции с себе подобными. Как она себя поведет? Попытается насытиться любой ценой, вырвет вожделенный кусок у другой крысы, а коли та станет сопротивляться, так и загрызет ее ради собственного выживания. И тут неуместны никакие моральные оценки, потому что природе чужда какая бы то ни было мораль. Человек тем и отличается от братьев своих меньших, что перед ним стоит экзистенциальная дилемма добра и зла, и выбор в пользу добра вряд ли можно вывести из его органической природы. Предоставленный сам себе, он, наверное, сумеет удовлетворить свои нужды. Но сумеет ли он проделать то же самое во взаимодействии с себе подобными, причем проделать это с соблюдением вековечных нравственных норм и моральных заповедей? Как ни хочется поверить в то, что они заложены в его природе, верится в это с трудом. Добродетель вряд ли вырастает изнутри, скорее она должна быть усвоена, а для этого сначала преподана. Дитя не знает никаких регуляторов поведения, кроме собственных нужд, и только воспитание, причем зачастую откровенно директивное (“Нельзя!”), позволяет ему стать человеком в подлинном смысле этого слова. В конце концов, мораль – категория сугубо социальная, она присуща человеку как общественному существу, а как существу биологическому она ему абсолютно чужда, как и крысе.
Конечно, очень хочется верить, что ростки доброго и светлого произрастают в каждой душе. Вот только на каждом шагу приходится наблюдать, как они чахнут и гибнут под тяжелыми наслоениями грязи. И очень часто, прежде чем высвобождать и поливать слабые ростки, необходимо сначала разгрести, расчистить и продезинфицировать огромную духовную помойку. А иногда приходится с огорчением признать, что слабые ростки задавлены безнадежно, и грязь составляет основное и единственное содержание данного духовного пространства. Террорист, пытающий невинную жертву; самодовольный нувориш, сбивший своим джипом ребенка и скрывшийся с места преступления; беспринципный генерал, продающий врагам снаряды, которыми будут разорваны его солдаты… – все они представляют собою то, что они творят, а не то, что якобы заложено в них мудрой природой. И отношения заслуживают соответствующего. И когда сталкиваешься с явным идиотом, нравственным дегенератом и подонком, как-то не удается вспомнить об эмпатии, безусловном принятии и конгруэнтности. Простите, мистер Роджерс! Хотя теория у Вас замечательная.
Телевизор – наставник или зеркало?
В публицистике стали уже штампом сетования на то тлетворное влияние, которое современное телевидение оказывает на подрастающее поколение. В качестве аргумента принято ссылаться на результаты научных исследований. Как правило, эти ссылки звучат так: “Психологи установили, что просмотр телепередач со сценами насилия резко повышает агрессивность детей и подростков”. Ну а раз психологи установили, значит так оно и есть и сомнению не подлежит. Правда, для специалиста небесполезно разобраться, что же это за психологи и каковы настоящие результаты их наблюдений, на которые так безапелляционно ссылаются журналисты и общественные деятели.
Одно из первых исследований такого рода, взбудоражившее общественное мнение, было проведено в начале шестидесятых Альбертом Бандурой и сразу выдвинуло его в разряд психологических “звезд”. 22 января 1963 г. Journal of Abnormal Psychology опубликовал его статью “Имитация моделей агрессивного поведения” с описанием довольно несложного эксперимента. Двум группам детей предлагалось поиграть с незамысловатой надувной куклой по прозванию Бобо. Предварительно им демонстрировался кинофильм. Специфика опыта состояла в том, что контрольная группа смотрела фильм нейтрального содержания, а экспериментальная – фильм, насыщенный сценами насилия. Нетрудно догадаться, каково пришлось бедной Бобо в экспериментальной группе.
В русле своей теории социального научения Бандура из полученных результатов сделал печальный вывод: демонстрация насилия на экране формирует у детей приемы деструктивного поведения. Следующий вывод напрашивался сам собой: ради блага детей необходимо ввести контроль за содержанием телепередач, дабы свести на нет провокационное воздействие агрессивных сюжетов.
Справедливости ради надо отметить, что далеко не все психологи приняли выводы Бандуры. По поводу полученных им результатов возникло еще несколько гипотез, которые дискутируются по сей день. Было высказано сомнение в том, насколько корректно обобщать данные этого конкретного опыта. Вспышка агрессивности, последовавшая за просмотром соответствующего сюжета, может быть расценена как ситуативная эмоциональная реакция, а не как свидетельство закрепления негативных поведенческих стереотипов. Киносюжет можно расценить не как модель для усвоения, а как провокацию, своего рода катализатор. Согласно этой гипотезе, жестокие сцены служат стимулом для появления импульсов агрессивности у определенного рода людей, у которых такие сцены как бы отключают внутренние тормоза (по принципу катализатора, присутствие которого способно ускорять химическую реакцию). Соответственно природа агрессивности требует более глубоких исследований, и сведение ее к усвоению навыков было бы неоправданным упрощением.
В разнообразных модификациях исследования, подобные экспериментам Бандуры, были многократно повторены на протяжении последних десятилетий. Некоторые ученые считают, что их результаты вполне подтверждают гипотезу о социальном научении. Иные возражают: достоверно установленным можно считать лишь наличие корреляции, что вовсе не однозначно свидетельствует о причинно-следственной зависимости.
В ряде исследований (например, в опытах Каплана и Сингера, 1976) была выдвинута и, казалось бы, подтверждена противоположная гипотеза: демонстрация ребенку сцен насилия вызывает у него уменьшение агрессивности. При виде таких сцен происходит ослабление агрессивной напряженности – своего рода катарсис. Правда, такой подход подвергается массированной критике. Э. Аронсон в своей известной книге “Общественное животное” указывает: отмеченные таким образом изменения в поведении свидетельствуют только о формировании более спокойного и терпимого отношения к насилию, что само по себе вряд ли можно считать ценным личностным приобретением.
Так или иначе, на качестве телепрограмм за последнюю четверть века эта дискуссия заметно не сказалась. Типичную позицию высказал Джо Уизан, продюсер кровавых боевиков: “Воздействие на общество? Я и не задумываюсь об этом. У психологов нет ответов, почему же их должен иметь я?”
Разумеется, такая позиция достойна осуждения. Здравый смысл подсказывает, что жестокость на экране, если и не влияет непосредственно на формирование личности, то и ни к чему хорошему привести не может. Многие педагоги согласятся: стычки школьников, еще несколько лет назад напоминавшие безобидную возню, сегодня часто бывают похожи на поединок кикбоксеров и порой заканчиваются увечьями (ведь это только в кино после удара ногой в живот можно вскочить как ни в чем не бывало). Нет сомнений, что соответствующие приемы ребята заимствуют у кинокумиров. Однако было бы слишком просто свалить всю вину на “безнравственное” ТV.
Ведь телевидение не столько формирует общественные настроения, сколько им потакает. Телемагнаты, опираясь на рейтинг той или иной программы, стремятся показывать то, что пользуется наибольшим успехом и привлекает самую массовую аудиторию. При этом остается без ответа важный вопрос: отчего же стрельбы, мордобой и пытки так милы зрительскому взору? Тот, кто сумеет на него убедительно ответить, вероятно затмит славу Бандуры.
У истоков науки
В наши дни цитатой из классики считается вольная ссылка на какого-нибудь калифорнийского массовика-затейника, чья недолгая слава расцвела в “бурные шестидесятые”, тихо увяла вместе с поколением “детей-цветов” и лишь к концу века запоздало докатилась до наших берегов. Кое-кто готов заглянуть поглубже и считает классикой грезы знаменитого венского невротика начала века. Психологи былых времен (не столь уж давних) классику понимали шире. Они искали источник вдохновения в суждениях мыслителей всех времен и народов и на этом основании строили свои научные изыскания. Например, Выготский неоднократно ссылается на такое суждение. “Голая рука и предоставленный самому себе разум не имеют большой силы. Дело совершается орудиями и вспоможениями, которые нужны не меньше разуму, чем руке. И как орудия руки дают или направляют движение, так и умственные орудия дают разуму указания или предостерегают его”. Фактически на этом постулате и зиждется теория формирования высших психических функций, созданная Выготским. А ведь эти слова были произнесены четыре столетия назад! И принадлежат они Фрэнсису Бэкону, которого многие считают основоположником современной экспериментальной науки. Английского философа и политика Ф.Бэкона можно по праву назвать и психологом, ибо в развитие нашей науки он внес куда более весомый вклад, чем любой эзаленский импровизатор.