Психология и психотерапия семьи
Шрифт:
Диагностическая и психотерапевтическая процедура «Наивная семейная психология» (НСП) была организована следующим образом. В начале исследования у пациента создавалось впечатление, что изучается его социальная компетенция – экспериментатор спрашивал его: хорошо ли он знает людей? умеет ли определить их настроение? может ли, понаблюдав за человеком, в общих чертах определить особенности его характера? Давались и другие задания: например, психолог рисовал всевозможные картинки типа «точка, точка, запятая, минус – рожица кривая» и просил определить выражение лица. Ответ неизменно признавался правильным, и испытуемому говорилось, что он хорошо знает людей. Основные задания также предъявлялись как задачи «на знание людей». Психотерапевт обрисовывал определенную семейную ситуацию, герой которой стоит перед выбором, сообщал, что ситуация эта действительно имела место, и предлагал, используя знание людей и жизни, угадать, каков был выбор. Получив такое задание, испытуемый обычно (примерно в 80 % случаев) замечал, что, для того чтобы угадать поведение героя, надо что-то знать о нем. Психолог соглашался с этим и просил
Мы исходили из предположения, что вопросы испытуемых покажут, какая именно информация им нужна для конструирования представления о ситуации и об участвующих в ней членах семьи. При этом допускалось, что если пациент, задав некоторое число вопросов, берется в точности предугадать поведение героя, то это значит, что для создания субъективного представления о данной ситуации ему достаточно той информации, которая содержится в рассказе и в ответах экспериментатора.
Кроме основных заданий-ситуаций, общих для всех лиц, обследовавшихся в ходе семейной консультации и в клинике, пациент, как правило, получал индивидуальное задание-ситуацию, в которой обрисовывалась проблема того же типа, что и его собственная. Это были ситуации из клиники неврозов, патологической ревности, алкоголизма, сексологической клиники и др., примеры их будут приведены в соответствующих разделах.
Вопросы, которые задавал пациент, фиксировались. Когда он сообщал, что может определить, как поступил герой, психолог просил его сначала указать, насколько он уверен, что правильно установил решение героя. «На сколько процентов вы гарантируете, что не ошиблись?» – спрашивал психолог. После того как давался ответ (назывался процент), психолог просил указать, каким было решение героя. Испытуемый отвечал, как, по его мнению, поступил герой. В любом случае его ответ признавался правильным и подтверждающим тот факт, что он хорошо знает людей.
После этого начиналась вторая стадия обследования. Пациента просили «поделиться секретом», как ему удалось угадать решения и что он хотел узнать с помощью каждого из заданных вопросов. Целью второй части эксперимента было выявление наивно-психологических представлений, которые индивид применяет в практической ситуации. Например, в первой части испытуемый задавал вопрос: «Доволен ли герой своей семейной жизнью?», а во второй этот вопрос комментировался: «Если доволен, то не станет скрывать деньги и внесет их в семейную кассу». Из этого делался вывод, что испытуемый считает очевидным: если человек доволен семьей, то он в большей мере учитывает интересы семьи, чем если он недоволен. Выявленная таким образом «очевидная» связь и является одной из присущих пациенту наивных теорий. Слово «очевидная» мы поставили в кавычки, так как для другого человека очевидным могло оказаться как раз противоположное: чем больше доволен семьей, тем менее склонен отдавать ей все силы: «Раз и так все хорошо, зачем отдавать деньги?»
На третьем этапе обследования проводилась обработка полученных результатов, включавшая установление уровня сложности представлений, которыми оперирует испытуемый. Каждый отдельный факт, содержавшийся в задании (рассказе психолога) и в ответах на вопросы, рассматривался в качестве элемента представления испытуемого о ситуации и о личности участвующего в ней героя. Если, например, он задавал мало вопросов, из этого можно было сделать вывод, что для уверенного предсказания ему требуется не много фактов и что, следовательно, его субъективная модель ситуации состоит из малого числа элементов, т. е. относительно проста. Если же вопросов было много, это означало, что субъективная модель сложна и состоит из большого числа элементов. Далее следовала «реконструктивная» стадия обработки полученных результатов. На основе зафиксированных вопросов пациента и его пояснений к ним устанавливалась совокупность его наивно-психологических представлений и реконструировалось его представление о ситуации. При этом основное внимание уделялось тому, что именно в ситуации он считает очевидным и что является объектом выяснения, что он включает в свое представление о ситуации и (что не менее важно) чего не учитывает. На основе полученных сведений устанавливалась связь нарушений в семейном представлении с наблюдаемыми нервно-психическими расстройствами.
Основные результаты применения методической процедуры в клинической практике. С помощью описанной методики нами обследовано 60 пациентов, проходивших семейную психотерапию (44 женщины и 16 мужчин), с различными диагнозами (невротическими и соматоформными расстройствами, расстройствами личности, алкоголизмом, сексуальными нарушениями, суицидальным поведением). Исследования показали принципиальную возможность выявления семейных представлений о различных семейных ситуациях.
Установлено, что эти представления высокоселективны: относительно просты по структуре и включают относительно мало элементов. Так, 180 полученных представлений об отдельных ситуациях распределились по их сложности (числу включаемых элементов) следующим образом: 19 % – наиболее простые представления: опрашиваемые брались уверенно установить, как поступил герой, не задав ни одного вопроса (примитивные представления); 35 % – простые представления: до 5 вопросов; 32 % – представления средней сложности: 6-10 вопросов; 14 % – сложные модели: 11 вопросов и более.
Не выявлено статистически значимой связи между сложностью модели и уверенностью предсказания. Факт преобладания относительно простых моделей требует серьезного внимания и учета в психотерапевтической работе. Он свидетельствует о том, что, принимая различного рода решения, члены семьи исходят, как правило, из небольшого числа особенностей ситуации. Существующие у обследованных пациентов навыки представления ситуации и анализа ее в большинстве случаев являются навыками «экспресс-анализа», ориентируются на малый объем извлекаемой из памяти и дополнительно получаемой информации.
Естественно, возникают вопросы: каковы психотерапевтические перспективы усложнения этих представлений? Можно ли, проводя работу по включению в представления о ситуации (в «типовой сценарий», в «наивно-психологические представления») новых элементов – нужных и полезных с точки зрения коррекции, – добиться изменения поведения? Разумеется, ответ на эти вопросы может быть получен лишь в практической психотерапии. Картину того, что происходит в случае изменения представления, и в частности его обогащения, проясняют данные дополнительного исследования, проведенного в ходе применения процедуры «Наивная семейная психология». После того как пациент заканчивал предъявление своих вопросов и сообщал, как, по его мнению, поступил герой, исследователь спрашивал его: «Вы бы хотели взглянуть на вопросы, которые задавали другие люди?» Обычно (за одним исключением) пациент изъявлял такое желание. Тогда психолог предъявлял ему большой список всевозможных вопросов (общая численность – 50), относящихся к данной ситуации и к личности героя. Испытуемый просматривал их, после чего психолог спрашивал: «Может быть, среди этих вопросов есть такие, на которые и вы хотели бы получить ответ?» Все испытуемые заявили, что хотели бы задать такие вопросы. В качестве характеристики активности была избрана такая мера: число вновь заданных, дополнительных, вопросов меньше, равно или превышает число самостоятельно заданных. Результаты оказались следующими: 20 человек задали столько же или меньше новых вопросов; 13 – больше новых вопросов, чем было задано самостоятельно. Особенно важно то, что новая информация (существенное усложнение представления) оказала значительное воздействие на предсказание поведения героя. В 11 случаях (33 %) испытуемые под влиянием новой информации изменили решение хотя бы в одной из трех задач. В целом выводы были изменены в 39 % случаев. Когда их спрашивали, почему же эти вопросы не были заданы сразу, большинство пациентов отвечали, что они просто «не пришли им в голову». Полученные данные показывают, сколь большую роль в формировании семейных представлений играют имеющиеся у пациентов навыки извлечения информации и привычные способы формирования представлений о различных ситуациях. Немалую часть информации индивид искренне будет считать очень важной для правильного понимания семейной ситуации, однако, столкнувшись с той же ситуацией в жизни, он даже не вспомнит об этом, так как у него нет привычки обращать внимание на наличие необходимой информации именно в момент встречи с ситуацией – это не входит в его реальное представление.
Психиатр или психотерапевт, столкнувшись в практической деятельности с тем, что пациент не учитывает какой-то важный момент ситуации (особенно проблемной), часто склонен искать неосознаваемые мотивы, обусловливающие игнорирование. Нам представляется, что в значительном большинстве случаев речь идет не о неосознаваемой информации, не о действии механизмов вытеснения, а о неучитываемой информации. В практических ситуациях пациент просто не имеет привычки учитывать этот момент. Психотерапевтическая помощь по формированию такой привычки (изменения практического представления) может привести к нужному изменению поведения.
Проведенное исследование показало, что сложность представлений, которыми оперируют обследованные пациенты, в значительной мере зависит не только от личности пациента, но и от ситуации, исход которой он стремился предугадать: 36 % опрошенных больше всего вопросов задали по первой ситуации («заманчивая работа в другом городе»); 30 % пациентов – по второй («внеплановые деньги»); 34 % – по третьей («отказ 14-летнего подростка подчиниться»). Это означает, что, кроме индивидуальной склонности к простым или сложным представлениям, существует еще ситуационно обусловленная – что пациент, обычно склонный оперировать сложными представлениями, как раз в психотерапевтически важной ситуации (например, в той, которая сыграла наибольшую роль в возникновении его нервно-психического расстройства) оперирует весьма простым и даже примитивным представлением. Установление «личностной склонности» (т. е. того, сколь сложным представлением о ситуации склонен оперировать индивид в большинстве ситуаций) и «ситуационной обусловленности» (т. е. того, насколько сложность представления об интересующей психотерапевта ситуации отличается от обычной для пациента) может стать важным моментом в поиске источников нарушений семейного представления.