Психология любви и секса. Популярная энциклопедия
Шрифт:
Вообще-то ради исторической справедливости следует отметить, что опытные обольстители прошлого давно уже интуитивно пришли к пониманию многих методов НЛП и эффективно применяли их на практике. Прочитайте этот отрывок из рассказа А. Каменского «Четыре» и обратите внимание, как ловко герой повествования использует приемы воздействия на подсознание, применяя «подстройку», «ведение» и эриксоновский гипноз.
«Докурив папиросу, он вспомнил о том, что его ждет через несколько часов, и хотел пройти в вагон, как вдруг щелкнула дверь и он увидел попадью. Ее плечи были закутаны в белый вязаный платок, а сама она улыбалась, показывала чудесные зубы и нежные ямочки и смотрела куда-то вниз.
– Батюшка задремал, – сказала она каким-то интимным тоном, точно не удивляясь, что видит офицера на площадке.
– Задремал? –
И, напевая мотив все того же излюбленного вальса, делая качающиеся мечтательные «па», он приблизился к молодой женщине, легко и воздушно взял ее за талию и за один укутанный шелковистыми колечками локоть. И, продолжая танцевать перед ней, сказал:
– Такая интересная, молодая, такие ямочки, такие хорошенькие маленькие ножки, и вдруг куда-то в захолустье, женой священника, для каких-то коров, индюшек и уток! Фу, какая скука, какая скука!.. Ваша юность промелькнула безвозвратно, как сон, – признайтесь, вам не очень хочется ехать в захолустье?
Он выпустил ее талию и локоть и стоял перед ней, покручивая усы и серьезно, испытующе глядя ей в лицо.
– Вас это интересует? – спросила она деланно кокетливым голосом, не зная, что отвечать, и стараясь выдержать его взгляд.
А этот взгляд из холодного становился бесстыдно-пристальным и острым, и прежняя смелая и страшно интимная мысль загоралась в нем. Поезд катился под уклон, все ускоряя темп головокружительного вальса, и колеса стучали, безумно торопясь вместе с офицером договорить какую-то слишком откровенную, злобную и любовную тираду. Не было слышно слов, но по глазам, приникшим к самому лицу попадьи, по движению выразительных алых и горячих губ она уловила что-то непередаваемо-дерзкое и в то же время такое, на что никак нельзя было рассердиться.
– Милая, изящная, нежная, как мне вас жаль! Как вам будет скучно с этим нелепым человеком, которого и зовут точно в насмешку «батюшкой». Ведь вы же вышли за него замуж… Ведь это же ваш медовый месяц! От одного вашего поцелуя я бы обезумел на неделю… Не сердитесь: это не я говорю, это стучат колеса… А какая у вас очаровательная ножка в черненькой туфельке. За наслаждение снять когда-нибудь один из этих голубеньких чулочков я пожертвовал бы годом жизни… И все это принадлежит какому-то получеловеку с длинными волосами и в старушечьем капоте вместо сюртука. Бедная, как мне жаль вас!
У попадьи то смеялись, то гневно сверкали глаза, а поручик не давал ей опомниться и говорил певучей, ритмической и страстной скороговоркой, наклоняясь к самому ее лицу:
– Ради Бога, улыбнитесь: вы прелестны, когда улыбаетесь. Как хорошо стучат колеса! Вам не кажется, что вы спите? Хотите, условимся, что вы от меня ничего не слышали и не будете слышать? Соглашайтесь, соглашайтесь… Кроме меня и вас, этот сон не приснится никому. И если вы рассердитесь, я рассержусь тоже, а если вы обидитесь, я сделаю вид, что я ничего не говорил и что вам все показалось… Слушайте же: вы не любите мужа, не любите, не любите, вам с ним скучно, и он не тот, о ком вы мечтали, когда были гимназисткой и танцевали не вечерах… Хотите, я вас сейчас поцелую? Хотите или не хотите?.. Ага, вы притворяетесь, что ничего не слышите… Притворяйтесь до конца – мне будет легче говорить… Поздно ночью вы приедете в ваш ничтожный городишко, когда я буду спать в своем купе. У меня есть купе, то есть его еще нет, но оно будет. Впрочем, я ничего не сказал… Ваш муж будет страшно крепко спать – скучный-прескучный муж, – и вы несколько раз пройдете мимо моей двери. Вам покажется, что это случайно, что в вагоне страшная духота и что вам нужно на площадку. Но вы только будете обманывать себя… И если я открою дверь, то вы войдете в эту дверь на минуту, на одну минуту, которая уже никогда не повторится, да ее и вовсе не будет, так как вы ее увидите во сне. Хотите или не хотите?.. Я ничего не сказал: это стучат колеса. Я вам буду целовать шею и плечи, и у нас обоих закружится голова».
В каждом человеке, в самых потаенных уголках подсознания,
Один из способов овладеть женщиной – это обратиться к этому зверю напрямую, пробив своей волей и сексуальным желанием хилую броню разума. Для этого нужно иметь мощное либидо, бешеную энергию и непоколебимую уверенность в успехе. И тогда на краткие мгновения утонченная светская дама может превратиться в похотливую самку, а двое приличных с виду людей – в совокупляющихся зверей.
А вот и подходящая иллюстрация из рассказа А. Каменского «Четыре»:
«Итак, – говорила она, делая движение к дверце, ведущей в вагон, – позвольте еще раз узнать, что вам, собственно, от меня угодно?
– Ха-ха-ха! Это мне нравится, – произнес Нагурский уже своим излюбленным тоном, как бы дурачась и цедя сквозь зубы слова. – Что мне угодно? Я же вам имел честь объяснить, что угодно каждому мужчине от красивой женщины и каждой женщине от красивого мужчины. Конечно, тело. Тело, и больше решительно ничего.
Загораживая проход в вагон, поручик смеялся странно коротким, презрительным и беспощадным смехом, и молодой женщине вдруг показалось, что этот смех раздевает ее с головы до ног.
Площадка качалась и вся была непонятного движения, и поезд точно проваливался куда-то вниз, а к самым стеклам окошек справа и слева проникало сизое, перепачканное чернилами небо. Это небо, и стиснутый с четырех сторон воздух площадки, и нестерпимое громыханье колес наполнили душу женщины каким-то бестолково-приятным кошмаром, в котором не было ничего похожего на жизнь, не было ни страха, ни стыда, ни протеста. Она не знала, что делать, и ей было и весело, и странно, что лицо, наклонившееся к ней темными, горячими губами, не кажется ей отвратительным и пошлым.
– Пустите, я пойду спать, – говорил за нее какой-то чужой и слишком спокойный голос, и она старалась пройти мимо Нагурского в вагон, – пустите же, – повторила она и тут же почувствовала себя в объятиях.
В одно мгновение она припомнила всю свою скрытую, обособленную, вторую жизнь, похожую на комнату с заколоченными окнами и запертыми на ключ дверями, куда не заглядывал ни один человек. Там было дерзко, таинственно и свободно, и в темноте разгуливал голый смеющийся зверь, изобретательный и ненасытный. И она одна имела ключ от дверей и радостно входила в темноту, оставляя одежду на пороге, а он с жадным хохотом брал ее на руки, как беспомощного ребенка…