Психология помощи. Альтруизм, эгоизм, эмпатия
Шрифт:
Дидактогения (др. – греч. «преподанный», «выученный», «усвоенный» и «рождение») – психогения (от эмоциональной реакции, дающей сдвиг в настроении личности и коллектива до болезненного состояния). Понятие введено К. И. Платоновым (1937, 1946). Синоним – дидаскогения (Катков Е. С., 1938).
Дидактогения может проявиться в том, как преподносятся знания (подчеркивание отрицательных моментов того или иного явления, с которым может столкнуться в своей жизни ученик, утверждение о недоступности для него изучаемого материала и т. д.). Например, К. К. Платонов описывает случай, когда хорошо уже летавший курсант начал вдруг испытывать при выполнении пилотажной фигуры «штопор» непреодолимый страх; оказалось, что авторитетный для него летчик оставил ему записку: «Надеюсь, скоро увидимся, но будь осторожен со штопором!»
К дидактогении относится также нервно-психическое расстройство, возникшее в связи с прослушанной лекцией или вслед за объяснением преподавателя, где шла речь о каком-либо
Особенно подвержены ятрогении и дидактогении лица с высокой мнительностью. Мнительность – это болезненная подозрительность, склонность во всем видеть опасность. Так, мнительность может выражаться в ипохондрии, т. е. навязчивости страха перед болезнями. Долгая задержка кого-то при возвращении домой после работы (особенно поздним вечером) может вызвать у мнительного мысли о случившемся несчастье и т. п.
7.2. Всегда ли нужно помогать, или Кое-что о выученной беспомощности и лени
Постоянная помощь человеку в ситуациях, когда он должен и может делать все сам, вредна. Людям необходимо приобретать собственные опыт, знания и умения. Они должны научиться совершать ошибки, научиться жить с совершенными ошибками и научиться не совершать новых. А вместо этого их делают сторонними наблюдателями происходящего. Более того, они привыкают к тому, что все делается за них, в результате у них возникает такое личностное образование, как выученная беспомощность. Она проявляется в низком уровне притязаний, равнодушии, пассивности, отсутствии креативности.
Помощь вредна, когда человек из-за своей лени преувеличенно и преднамеренно демонстрирует свою слабость, неосведомленность, неопытность, для того чтобы пробудить у других людей стремление помочь ему, сделать за него его работу и т. п. Вспомним вдову из чеховского рассказа: «Я женщина слабая, беззащитная…», пытавшуюся оказать давление на чиновника и «выбить» пенсию за умершего мужа.
Имеется ряд индивидуально-психологических особенностей, способствующих возникновению беспомощного поведения:
• преобладание мотива избегания неудачи над мотивом достижения успехов;
• низкая самооценка и заниженный уровень притязаний;
• повышенная тревожность;
• неуверенность в себе;
• отсутствие желания найти выход из сложившейся ситуации;
• отрицательный опыт в преодолении той или иной трудности.
Со временем человек привыкает быть беспомощным и начинает использовать беспомощность для достижения своих целей. Он стремится вызвать у других чувство жалости, сочувствия, пробудить у них стремление заботиться о нем. Жалеющий человек становится мягким, покладистым, им легко манипулировать. Его легче убедить в том, что именно он несет ответственность за благополучие беспомощного.
Выученная беспомощность характеризуется проявлением дефицита в трех областях – мотивационной, когнитивной и эмоциональной. Мотивационный дефицит проявляется в неспособности действовать, активно вмешиваясь в ситуацию, когнитивный – в неспособности в последующем обучаться тому, что в аналогичных ситуациях действие может оказаться вполне эффективным, и эмоциональный – в подавленном или даже депрессивном состоянии, возникающем из-за бесплодности собственных действий.
Гордеева Т. О., 2006
Феномен выученной беспомощности был впервые описан американскими психологами Мартином Селигманом и Стивеном Майером (Seligman, Maier, 1967) на основании экспериментов на собаках при их раздражении электрическим током.
Собак, подвергавшихся вначале слабым ударам тока (чего они не могли избежать), помещали затем в другие клетки, где их активность уже могла бы помочь им избежать неприятных воздействий. Однако, вопреки предсказаниям бихевиористской теории научения, собаки не хотели учиться таким, казалось бы, простым вещам и были пассивны. Суть открытия состояла в том, что эта пассивность, или беспомощность, имеет своим источником воспринимаемую животным независимость результатов (исходов) от его действий (усилий). Опыт убеждал, что их действия никак не влияют на ход событий и не приводят к желательным результатам, что порождало ожидание неподконтрольности результатов собственных действий, ощущение неспособности контролировать события (ситуацию) и соответственно бессмысленность усилий.
Гордеева Т. О., 2006
Затем многочисленные исследования выявили существование этого феномена и у людей. Выученная (обученная) беспомощность привлекла большое внимание исследователей за рубежом (Hanusa, Shulz, 1977; Hiroto, 1974, и др.).
Хирото (Hiroto, 1974) провел эксперимент с воздействием на испытуемых неприятного громкого звука, который можно было прервать, подобрав комбинацию клавиш на пульте управления. По данным Хирото, выявились две крайние группы людей. Одна группа (в которую вошел каждый третий) вообще не впадала в состояние выученной беспомощности. Другая группа (в нее вошел каждый десятый испытуемый) не пыталась ничего противопоставить нарастающему шуму, испытуемые сидели возле пульта неподвижно, несмотря на то что были обучены тому, как можно прекратить действие звука.
Различают беспомощность ситуативную и личностную. Ситуативная беспомощность – это временная реакция на те или иные неподконтрольные человеку события. Личностная беспомощность – это устойчивая мотивационная характеристика человека, формирующаяся в процессе развития ребенка под влиянием взаимоотношений с окружающими (Циринг Д. А., 2005).
Из-за чего же формируется выученная беспомощность?
Все наверняка помнят себя маленькими, когда хотелось что-то сделать самому. Глядя на наши неуклюжие попытки, взрослые вместо того, чтобы помочь, показать как надо, недовольно ворчали, пресекали наши самостоятельные действия. Давая по рукам, они отбирали у нас возможность получать удовольствие от сознания чего-то своего. За нас услужливо убирали игрушки, постель, одевали и обували, выполняли любую работу, лишь бы мы не занимали их драгоценное время. И постепенно мы понимали: не стоит напрягаться, чтобы лишний раз услышать, что мы делаем все не так, как надо.
Лукьянова А. И., 2010
Важнейшую роль в формировании выученной беспомощности на ранних этапах онтогенеза играет семья (Циринг Д. А., Савельева С. А., 2007; Циринг Д. А., 2009).
У родителей детей с личностной беспомощностью и у родителей самостоятельных детей были обнаружены значимые различия в стилях воспитания.
Родители беспомощных детей в большей степени склонны проявлять неустойчивость стиля воспитания. Кроме того, очевидно, что влияние материнского и отцовского стилей воспитания на формирование личностной беспомощности и самостоятельности существенно различается. Матери беспомощных детей больше склонны к потворствованию, чем матери самостоятельных, чаще стремятся к максимальному и некритичному удовлетворению любых потребностей ребенка, превращая его желание в закон, а необходимость этого стиля воспитания аргументируют исключительностью ребенка, желанием дать то, чего они были лишены сами, отсутствием в семье отца. У детей с беспомощностью отцы, наоборот, менее склонны к некритичному удовлетворению любых потребностей ребенка, чем отцы самостоятельных детей. Можно предположить, что отцовское потворствование воспринимается ребенком как поощряющее самостоятельность, тогда как материнское – как подавляющее ее. По сравнению с матерями самостоятельных детей матери беспомощных детей в большей мере проявляют гиперпротекцию, уделяют ребенку чрезмерно много времени, сил и внимания, и его воспитание чаще становится самым важным делом в их жизни, они склонны также к чрезмерным требованиям-запретам (доминированию), а отцы этих детей, с одной стороны, не устанавливают четких границ и требований к поведению ребенка, закрепляют за ним слишком мало обязанностей, не привлекают его к домашним делам, а с другой – склонны к чрезмерности санкций (жесткому стилю воспитания), т. е. они чаще чрезмерно реагируют даже на незначительные нарушения поведения, больше привержены к строгим наказаниям за невыполнение семейных требований, убеждены в полезности для детей максимальной строгости. <…>
И матерям, и отцам беспомощных детей свойственна проекция на ребенка собственных нежелательных качеств. Родитель в этом случае склонен видеть в ребенке те черты, наличие которых не хочет признавать в самом себе. Родитель ведет борьбу с этими качествами ребенка, как реальными, так и мнимыми, извлекая из этого эмоциональную выгоду для себя. Ребенку навязываются всякие негативные роли, и это позволяет отцу или матери верить в то, что у них самих этих качеств нет. Родители демонстрируют подспудную уверенность, что ребенок «неисправим», что он «по натуре» такой. Ребенок, в свою очередь, может прикладывать усилия к тому, чтобы «исправиться», но поскольку отец и мать уверены (и демонстрируют это ему) в том, что измениться он не может, то реакция родителей на любой вариант его поведения остается той же. Таким образом, ребенок не может ощутить контроль над происходящим, что является важнейшей предпосылкой формирования беспомощности.
Кроме того, отцам беспомощных детей в большей степени свойственно предпочтение в ребенке детских качеств. Дети становятся беспомощными у отцов, которые в большей степени склонны создавать роль «маленького ребенка». Такие отцы больше поощряют у своих детей сохранение детских качеств (непосредственность, наивность, игривость), они испытывают страх или нежелание взросления детей, воспринимают взросление скорее как несчастье. Отношение к ребенку как к «маленькому» снижает уровень требований к нему. Ребенок не получает в достаточной мере опыта преодоления трудностей, ответственности, активного влияния на ситуацию. <…>
Беспомощность формируется у детей, чьи отцы имеют менее развитые отцовские чувства. Этой категории отцов беспомощных детей свойствен поверхностный интерес к делам детей, нежелание общаться с ними.
ЦирингД. А., 2009