Психопат
Шрифт:
Лоррейн умоляюще сложила руки:
– Сделай попытку.
Ноздри Тоцци раздулись.
– Начнем с того, что айкидо дает мне покой. А ты сейчас действуешь наоборот.
– Ну извини, Майкл. Может, арестуешь меня за нарушение твоего покоя?
Голос Лоррейн взлетел до цыплячьего писка.
Гиббонс решил, что это становится скучным, и принялся ковырять в ухе.
– Не помешаю?
Гиббонс повернулся к двери. На пороге стоял Брент Иверс, помощник директора Манхэттенского отдела ФБР. Начальник явился проведать раненого
Массивная фигура Иверса почти полностью закрывала дверной проем. Массивными у него были и плечи, и голова, и нижняя челюсть. На висках изящно серебрилась седина, Гиббонсу казалось, он навел ее в салоне мужской красоты где-нибудь на окраине. Видимо, считая, что так он выглядит внушительнее, что седина производит впечатление ума и силы. Гиббонс находил в нем сходство с металлической фигуркой на капоте старого автомобиля – такой же серебристый и чопорный.
Иверс кивнул Лоррейн и Гиббонсу, потом властно уставился на Тоцци, с босой ступни которого свисал носок, будто колпак гнома.
– Как себя чувствуешь, Тоцци?
В вопросе его слышалось обвинение.
Тоцци сдернул носок и осторожно положил на пол.
– Отлично. Нога еще слегка болит и двигается плоховато, но оставаться здесь незачем. Поваляюсь пару дней дома на кушетке и буду вполне работоспособен.
Лоррейн метнула на него убийственный взгляд, но давать волю языку в присутствии Иверса не стала.
– Я разговаривал с твоим врачом, – сказал Иверс. – Он считает твою рану более серьезной.
Лоррейн просияла. Она приберегала этот довод до той минуты, когда брат заявит, что не желает отлеживаться в их квартире.
Иверс заговорил с суровой распорядительностью:
– Врач полагает, что несколько дней для поправки будет мало. Я сказал – это не проблема. Даю тебе месячный отпуск по состоянию здоровья. Нужно будет – продлю. Только используй это время для отдыха. Ясно?
Гиббонс увидел, как на челюстях Тоцци заиграли желваки. И на челюстях Иверса. Эти люди, мягко говоря, смотрели на некоторые вещи по-разному.
Тоцци считал Иверса бумажной душой и подхалимом, больше всего думающим о собственной внешности и карьере. Здесь он был прав, но Иверс, кроме того, являлся его начальником, и подчиненным требовалось с этим считаться. Эту истину Тоцци никак не мог усвоить.
Иверс считал Тоцци несдержанным, недисциплинированным агентом, сущим наказанием для Бюро. И тоже был прав. Но только Тоцци имел отвратительную привычку добиваться результатов, и это мешало Иверсу сделать то, что ему больше всего хотелось – уволить Тоцци.
Трение между этими людьми можно было сравнить с трением песчинки под створками моллюска. Раздражение нередко приводит к появлению жемчужины.
Если дать им волю, эти двое могли препираться до бесконечности, и Гиббонс решил вмешаться, пока они не вышли за рамки приличий:
– Полицейские
Иверс сжал губы и покачал головой:
– Они обещали прислать мне рапорт, но сообщать, похоже, нечего. Эксперты произведут анализ пули, только не знаю, чего они этим добьются.
– Очевидно, не многого.
Замечание Гиббонса Иверс пропустил мимо ушей. Он ни в грош не ставил чужие мнения.
– Сыщики, которым поручено это дело, хотят поговорить с тобой, Тоцци. Они исходят из версии, что это не заурядное ограбление, и хотят узнать, есть ли у тебя какие-то враги.
Гиббонс и Тоцци дружно фыркнули.
Лоррейн нахмурилась.
Иверс уставился на них из-под густых бровей:
– Я сказал что-то не то?
Тоцци глянул на Гиббонса:
– Гиб, есть у нас враги?
– Только если считать всех деловых и приспешников в пяти семьях мафии. Сколько это будет? Полторы-две тысячи человек. Всего-навсего.
– Да, всего-навсего.
Лоррейн была близка к обмороку.
Иверс откашлялся, словно директор школы, призывающий к вниманию непослушных учеников.
– А нет ли конкретных подозреваемых? Сыщикам потребуются фамилии.
Тоцци поднял глаза к потолку:
– Тоже мне вопрос! С кого начать? Ладно... Ричи Варга, Джуси Вакарини, Сол Иммордино, Эмилио Зучетти, Жюль Коллесано, Фил Джиовинаццо... – Тоцци загибал палец за пальцем. – Черт возьми, меня ненавидят все.
– Не говори об этом с такой гордостью.
Иверс сложил руки на груди. В солнечном свете засверкал камень на йельском студенческом перстне.
Гиббонс оперся подбородком на руки и мысленно перебрал всех из приведенного краткого перечня. Каждый из этих людей имел основания желать Тоцци смерти. Ему тоже.
– Мистер Иверс? – послышался из коридора женский голос.
Иверс посторонился, вошла щегольски одетая негритянка – в очках, синем костюме, жемчужно-серой шелковой блузке, с черной кожаной сумочкой через плечо. На взгляд Гиббонса, не моложе тридцати трех лет и не старше сорока пяти, симпатичная, похожая на администраторшу. Волосы ее были зачесаны назад и подстрижены на уровне шеи, их пышность сдерживал черепаховый обруч. Очки модные, но не чрезмерно, линзы крепились на широкой, закрывающей брови поперечине. Гиббон-су стало любопытно, почему в субботу она одета по-деловому.
– Мадлен Каммингс, – представилась она и протянула руку Иверсу. – Мне сказали, что я найду вас здесь.
Иверс обменялся с ней рукопожатием.
– Я не ждал вас до понедельника. Добро пожаловать в Нью-Йорк, агент Каммингс.
Гиббонс приподнял брови:
– АгентКаммингс?
– Я предпочитаю обращение докторКаммингс, сэр.
Иверс кивнул:
– Хорошо.
И неожиданно улыбнулся. Когда его поправляли подчиненные, он обычно относился к этому пренебрежительно.