Псоглавцы
Шрифт:
— Подойди, и снова задеру! — крикнул Кирилл.
— Без тебя есть кому!
Остроносая и остроглазая Верка была, конечно, не красавица, но чем-то она, безусловно, притягивала мужиков. Каким-то лихим и задорным паскудством. Бабьей бесстыжестью, которая сродни лихости ворюги или веселью хулигана.
— Саня Омский у вас?
— Ушёл!
— Куда?
— А тебе какая разница?
— Верка, подойди, — попросил Кирилл и взялся за планки забора.
Верка поставила лейку и через грядки подошла к забору.
— Верка, мне Саня нужен, а
— А они вместе ушли! — заявила Верка.
— Да плевал я на твоего Лёху! Я Саню ищу!
— Доплюёшься, он тебе ноги переломает!
— Я вообще его за три километра обойду, — пообещал Кирилл.
— Я не знаю, где они бухают!
— Знаешь, — убеждённо сказал Кирилл.
Верка осмотрела Кирилла шустрыми, умными, мышиными глазками и улыбнулась, показав острые зубки.
— Они дрова пилят. Около сарая, где дрезина у Мурыгина.
— Молодец, — похвалил Кирилл. — Так и надо было сразу ответить.
— А зачем тебе Саня?
— Он у меня телефон украл.
Верка захохотала, прикрывая рот ладонью.
— И чо, думаешь, отдаст?
— Но спросить-то я должен.
— Тебя как зовут? — неожиданно заинтересовалась Верка.
— Кирилл.
— Слушай, Кирюха, а ты правда Лизку Токареву прёшь?
— А по морде? — вежливо спросил Кирилл.
— Да ладно, чо ты. — Верка заложила руки за спину, кокетливо выставляя грудь. — Ты в Москву её заберёшь?
— Кого?
— Лизку, кого ещё. Вся деревня говорит.
Кирилл опешил от своей популярности в деревне Калитино.
— Слушай, Верка, это вообще не ваше дело.
— Ага, поматросил и бросил.
— Я вот щас перелезу забор и под жопу надаю.
— От хорошего мужика можно и под жопу, — согласилась Верка, но отступила на шаг.
— Пока, — сказал Кирилл, отцепляясь от забора.
— Погоди, — окликнула Верка. — Что вы, городские, такие нервные? Мне-то чего твоя Лизка? Забирай, хоть Лёха к ней таскаться не будет. Она, сучка, у меня уже вот где. — Верка ткнула пальцем себе в горло.
— Я в ваши отношения не лезу, — осторожно отстранился Кирилл.
— Будешь с Лёхой драться, бей ему в почки, у него всегда там болит, — посоветовала Верка. — И скажи, чтобы про Лизку забыл.
— Хорошая ты жена, — сдержанно похвалил Кирилл и пошёл прочь.
— Про Лизку ему скажи! — крикнула Верка вслед Кириллу.
Кирилл издалека услышал шорканье двуручной пилы. Лёха и Саня разбирали полусгоревший дом на окраине деревни, пилили брёвна на чурбаки, чурбаки выкатывали к дороге. Кирилл прошёл к развалинам по смятой полосе бурьяна.
Лёха и Саня как раз присели перекурить и выпить. Оба они были в мятых майках-алкоголичках. Пили самогонку из двухлитровой банки. Они даже не удивились появлению Кирилла.
— Здорово, — сказал Кирилл. — Саня, я к тебе.
— А я тебя не звал, — ответил Саня.
— Ты вчера телефон мой спёр. Отдавай.
— Докажи.
— Не ломай комедию.
— У нас за базар отвечают, — предупредил Лёха. Он обшаривал Кирилла взглядом: пытался понять, с оружием Кирилл или нет.
Кирилл вдруг понял, что эта встреча ему невыносима. Не страшна, не противна, а именно невыносима, как тогда, на кладбище, ему невыносимо было думать о восстающих мертвецах.
— На хера вам дрова? — равнодушно спросил Кирилл и покачал ногой ближайший чурбак. — Вы же торфом топите.
— Городским продаём, которые тут дома имеют, — ответил Саня и цвиркнул плевком под ноги Кириллу. — Чушкам вроде тебя.
Кирилл не ответил на оскорбление.
— Если Саня твой звонарь отработал, пиши заяву в ментовку, — нагло предложил Лёха и улыбнулся.
Кирилл задумчиво качал ногой чурбак. Надо дать этим подонкам покуражиться, не переждёшь кураж — бесполезно ждать результата.
— Саня Омский по банберу не ходит.
— Вам ваще сваливать отсюда пора.
— Обшаркались вы тут, дома мамочки заждались.
— Я у Токаревых ещё увижу твоё рыло — убью.
Кирилл угрюмо осматривался. Бурьян, заросли малины, груды деревянного мусора и битого кирпича. Уцелевшая половина дома была открыта изнутри, как сцена. Серое небо, душная жара, мгла, стрекот кузнечиков. Всё было вне разума, но и вне глупости. Вне добра и зла. Вне всего мира. Не заповедник, а запретная зона. Как вокруг Чернобыля. Только здесь не радиация, а деградация. Если в зону Чернобыля нельзя ходить, чтобы не облучиться, то сюда нельзя ходить, чтобы не упроститься до уровня животного. Если в Чернобыле станешь мутантом, то здесь… станешь оборотнем.
Вот сидят Лёха с Саней… А ведь они — не люди, они же ведут себя как волки. Разве не могут сейчас их рожи вытянуться волчьими мордами и обрасти шерстью? Кто увидит? Святой Христофор?
Жену Сани Омского разрушил алкоголь, и от бабы остался робот, как скелет под плотью. Может, в деревне Калитино всё разрушилось вместе с государством и образом жизни, и от людей остались чудища — псоглавцы? Кириллу всегда казалось, что оборотни — это люди, обладающие дополнительной способностью превращаться в зверей. А здесь, похоже, самые продвинутые звери вроде Сани и Лёхи обладали дополнительной способностью казаться людьми. И состояние зверя для них — не усилие воли, а расслабуха вроде выпивки.
Как-то Кирилл видел фильм «Остров доктора Моро», где врач-вивисектор перекраивал животных в людей. Когда врач погиб, эти человекоподобные существа начали возвращаться в исходное состояние животных. Они оказались оборотнями наоборот: не люди, на время ставшие зверями, а звери, на время ставшие людьми.
Пиджак Сани Омского висел на гвоздике, вбитом в бревенчатую стену, до которой ещё не добралась пила Сани и Лёхи.
— А я вот обшарю, — сказал Кирилл и шагнул к пиджаку.
Дома Кирилл бы не поверил, что он способен хладнокровно обшмонать одежду у чужих и взрослых людей, как надзиратель в тюрьме. Но Саня и Лёха — не люди. Если они оборотни, сейчас им самое время для трансформации.