Псы Господни (Domini Canes)
Шрифт:
— Грехи… — эхом отозвался Сашка, с трудом втиснувшийся между неработающим холодильником и окном кухни.
— Вот-вот! — с воодушевлением поднял палец Илья и потерял нить разговора. Чтобы заполнить неловкую паузу, он налил себе немного водки «Пугачёв». — Ты будешь, Машенька?
— Для вас обоих я — Мёрси, — ответила девушка.
— Пардон, мадам… в смысле, мадмуазель! Водки откушаете?
— Потом. Я думаю вот что… — рассудительно сказала Мёрси, снимая закрытую сковороду с огня. — Так… разбирайте… да осторожнее ты! Горячее же! Если аджики мало — сами намазывайте.
Илья захохотал, уронив куриную ножку обратно в сковороду, поставленную в центре кухонного столика. Сашка испуганно смотрел на него.
— Ну, милочка, ну, ты насмотрелась кинушек! «Идентификацию Борна», поди что, раз десять смотрела?
Мёрси подумала, что этот инвалид зря смеётся… сама она не любила боевики, но пацаны всегда тащат девушку в кино и там либо подпрыгивают от восторга, когда главный герой мочит врагов так, что брызги летят… либо лезут под юбку потными руками… либо и то, и другое вместе.
— А что ещё? — сказала она упрямо. — Или америкосы…
— А, да-да-да! Ну точно! Как я сразу не догадался! Проклятые империалистические ястребы используют великий русский народ в качестве подопытных кроликов!
Илье всегда нравился этот этап любой пьянки. Есть закуска, есть выпивка и пиво на утро. Никто и ничто пока не отвлекает от разговора. Назовите это как угодно: разговор, толковище, обсуждение, обмен мнениями… чёрт возьми, можете назвать это коллоквиумом или семинаром! Суть от этого не менялась — люди начинали говорить. Говорить свободно… просто и прямо. Так, как думают. А думают они все по-разному.
— Эх, Мёрси-Мёрси… тогда уж забирай шире! Зловещее общество иллюминатов, руководимое сионистами, плетёт интриги, сидя в подземельях Тель-Авива… или Ватикана. Смотрела «Код да Винчи»? Впрочем, иллюминаты, это уже из «Ангелов и демонов». Я думаю, что мозги у тебя битком набиты невесть чем… что, в принципе, не стыдно в семнадцать лет. Я тоже был блаженненьким дурачком в то время. И даже просил маму в 91-м году, чтобы она сшила мне флаг России.
— Зачем? — удивилась Мёрси, даже не успев обидеться за «набитые невесть чем мозги».
— Ну… понимаешь, путч, толпы народа, всеобщий подъём. Все куда-то рвутся, все чувствуют, что вот-вот начнётся что-то свободное и очень хорошее. И я — шестнадцатилетний пацан, бредящий переменами… как и вся Россия, впрочем. И мне очень хотелось, чтобы у нас на крыше развевался триколор. Как символ борьбы с прогнившим коммунизмом… — усмехнулся Илья.
— …Однако, милая Мёрси, даже тогда я не верил ни в какие тайные козни ЦРУ, Моссада и прочие Джеймсо-Бондовские штучки. Миром правит бардак, Мёрси! В наше время ни наше, ни американское правительство не могут скрыть ни одного мало-мальски крупного секрета. А уж затеять что-то круп… ик… пардон… крупномасштабное — гнилая затея. Всплывёт наружу моментально… Что-то меня повело… пропустим пока принятие алкоголя и покурим сигареты «Winston one», да благословит Господь их создателей…
— Пойдёмте лучше на лоджию? — попросила Мёрси, которая не любила чересчур прокуренные помещения.
— Тогда уж на ступеньки… Саня, помоги мне… прихвати мой пузырь и Мёрсино вино… в общем, у нас пикник! Икотное слово — пик-н-ик…
Как известно, в доме 21, как, впрочем, и во всех домах этой серии, есть два входа. Один приводит в двум лифтам и дверям квартир первого этажа. Ко второму ведёт крыльцо с бетонными ступеньками. Через эту дверь жильцы дома тащатся пешком, если лифт не работает.
Сидеть на ступеньках крыльца вполне удобно. А если вспомнить, что у подъезда совсем недавно жильцы с седьмого этажа сложили солидную кучу каких-то старых досок и древесно-стружечных плит, то можно соорудить себе какое угодно седалище… и развести из всей этой благодати костерок. Деревянные плинтусы, которые сосед хранил в подъезде для предстоящего ремонта, уже превратились в пепел и угли. На очереди была куча строительного мусора. За неё представитель управляющей компании уже сделал жильцам втык… но — смотрите-ка — пригодилась!
Мёрси сунула под зад сложенную пятнистую куртку. Сидеть было удобно… только страшновато. Ночь, не ночь, муть какая-то… но костерок так уютно горит…. и вино с сигаретами под рукой. И пистолет в кобуре подмышкой. Сашка ей подогнал по размерам все эти ремешки. А в поясном ремне дырочки провертел.
А Илья в магазине дал ей нож. Точно такой же, как у них обоих.
У Мёрси вдруг навернулись слёзы.
Она сидела у чужого дома с двумя инвалидами, из которых у одного голова была изрезана страшными розовыми шрамами… она курила сигареты «Данхил» и пила «Мерло» из горлышка, закусывая…
…красное вино, Машка, к мясу, а белое — к рыбе, поняла?..
…закусывая обжаренными с аджикой куриными ножками. И тяжёлый, маслянистый на ощупь, пистолет подмышкой… и ремешки натирают плечи… и нет нижнего белья.
Господи, как это всё произошло? В какой момент она умерла?
Умерла, если верить Илье…
— …переход! — с глупой торжественностью говорит основательно опьяневший Илья. — Переход из жизни в смерть. И мы в нём застряли. Застряли к х…ям собачьим.
Он тупо смотрит на огонь. Сигарета из его пальцев выпадает и катится по едва заметному наклону бетонной поверхности к костерку.
Мёрси поднимает лицо к небу. Неба нет. Есть стена дома, косо уходящая вверх, в отвратительную муть. Мёрси чувствует, как слезинки скатываются по вискам куда-то, мимо ушей, к нежной шее… и за ними ещё и ещё…
Ей хотелось умереть.
Но не так, как сейчас… а чтобы рай…
Илья ошибается, правда? Он ошибается! Я никогда раньше не молилась… я никогда раньше не молилась! Я никогда раньше не видела, как покойник с распухшей мошонкой и окровавленным пенисом бредёт по коридору. Я никогда раньше не разговаривала с людьми с вывороченными ногами и руками. Я никогда раньше не говорила с ненормальными!!!