Псы Господни (Domini Canes)
Шрифт:
— Но дьявол отрицает Бога…
— Кто сказал? Где? — комически удивляется Демон и оглядывается по сторонам, словно ожидая увидеть строгого атеиста, выходящего из темноты с ноутбуком подмышкой. — Боже мой, глупость какая! Ты хотя бы слышала о Люцифере, сиречь Деннице?
— Слышала, — обидевшись, шепчет Анна.
— Хорошо, что слышала, ягодка. Не верить в собственного Отца никак нельзя. Мы просто обижены на него, понимаешь ли. Дело, конечно, семейное, но как-то так уж повелось, что Отец не додал нам того, что для нас важнее всего!
…демоны…
…почему?
…зачем это происходит со мной?..
— Ну-ну-ну, не куксись! Никаких серных дымов и пылающих костров. Ад, конечно, существует, но тебе там не место, так что не вздрагивай. Я по глазам твоим вижу, что тебя мучают тысячи вопросов. Считай, что тебе повезло. Я готов отвечать на них, хоть до второго пришествия.
— Почему? — хрипло спросила Анна.
— А блажь такая! — весело хихикнул Демон Сократа… или как там его по-настоящему… — Я в хорошем настроении.
Он перегибается прямо через костёр. Анна видит, как пламя лижет полы пятнистой куртки, как вспыхивает язычок огня на рукаве…
— Я в хорошем настроении, Анна! — шепчет он ей прямо в лицо. Его дыхание почему-то отдаёт мёдом. Проворные струйки огня бегут по куртке вверх, к воротнику… — Пользуйся!
…он закуривает. Анна крутит головой. Невольно она смотрит на полы его куртки, на рукав… всё, как было. Это напоминает резкую смену кадра в кино. Господи, что всё это значит? «Я заболела. Я брежу. Я умираю», — проплывает сонная, удивительно спокойная мысль.
— «…и будешь ты царицей мира, подруга верная моя!» — приятным баритоном выпевает гость и затягивается сигаретой «Camel». Пустую смятую пачку он бросает в костёр. Анна задумчиво смотрит, как съёживается в огне целлофановая прозрачная обёртка, как темнеют углы картонной пачки… и вспыхивают оранжевым пламенем.
— Демоны — против Бога, — спокойно говорит она, не отрывая глаз от корчащейся пачки.
— Не совсем, — отвечает ей странный гость. — Все мы — часть Его. Но из всех своих детей он никого не наделил способностью творить. Это, как ты, Анна! Помнишь, как ты мучалась над каждой строчкой… а тебе говорили, что Анны Ахматовой из тебя не выйдет… помнишь? Мы наделены жаждой творчества… но можем лишь оценить чужое творение и не умеем создавать своё. Мы можем только пытаться…
— Это плохо? — Анна поднимает взгляд. Илья… лицо Ильи… и скрюченная левая кисть… он снова меняется… это точно — Илья!..
— Это плохо, Аннушка, — серьёзно отвечает Илья и отпивает глоток водки прямо из бутылки. Он морщится и прихлёбывает из бутылки газированную воду «Колокольчик». — Криво как-то пошла. Первая рюмка колом, вторая — соколом, а третья — мелкой пташечкой! Глотнёшь?
— Мне вставать рано… — слабо отвечает Анна, чувствуя, как кружится голова. Туман становится густым, как кисель, обступая их неровным кругом. — Туман… убери его…
— Туман — сам по себе, малыш. Ты ему понравилась. Вот уж чего-чего, а тумана тебе бояться не следует. Видишь ли, я смог всё-таки создать своё. Ну, если быть откровенным, — а я хочу быть откровенным с тобой, моя Ева, — я смог изменить твой мир. Немного, совсем чуть-чуть. Но он — мой. Мой, понимаешь? Моё творение. Он ещё пуст… в нём, пока лишь ненадолго, задерживаются те, кто раньше отправлялся в дорогу сходу… сразу после смерти. Но мой мир совершенствуется, Анна! Он становится живым. По шажочку, по капельке — он настаивается, он проникает в поры бытия, заполняя их монолитом материи! Он будет живым, Анна! В нём будут жить живые, настоящие люди! И ты будешь его первой царицей!
Ощущение чужого присутствия за спиной исчезло. Анна передёрнула плечами и отвернулась от окна. Прохладно. Надо выспаться, отдохнуть. Она легла на матрас рядом с Мёрси. «Подожди, подожди! Это что сейчас было?!» — испуганно пропищал кто-то прямо в голове. Анна бессильно подумала, засыпая: «Это туман. Вот и всё, что я сейчас могу сказать. Никому ничего не скажу — пусть всё будет так, как будет. И это правильно».
Сашка беспокойно заметался во сне, размахивая руками, и пробормотав что-то непонятное, затих. «Ещё задавит нас тут с Мёрси ночью…» — но отодвинуться уже не было сил…
В окне квартиры на втором этаже возле цветочного горшка сидел полосатый кот и смотрел во двор на пса, хмуро сидящего у затушенного костра. Пес поднял голову и негромко тявкнул — кот презрительно выгнул спину и спрыгнул в темноту комнаты, пройдя сквозь пол.
Пёс осторожно обошёл костёр. Пахло чем-то страшным. Шерсть на загривке пса поднялась… он тихо зарычал.
…и снова…там же…
…ВМЕСТО:
…В окне квартиры на втором этаже возле цветочного горшка сидел полосатый кот и смотрел во двор на пса, хмуро сидящего у затушенного костра. Пес поднял голову и негромко тявкнул — кот презрительно выгнул спину и спрыгнул в темноту комнаты, пройдя сквозь пол.
Лёгкий ветерок колыхнул пласты тумана. Где-то в необъятном чёрном пространстве что-то неуловимо сдвинулось… и… Пёс почесал задней лапой ухо и отправился к киоску.
Всё было спокойно.
Глава 23
Физику Саймону Коксу, работавшему ранее в Пасадене, нравился Коваленко. Было в нём что-то неуловимо отличающее большого босса от других русских. Пожалуй, именно то, что он и был Большим Боссом. Настоящим, матёрым и мощным, как таран. Как-то раз напарник Саймона молчаливая Сара Конг сказала, что Коваленко похож на дракона и Саймон чуть не сел на задницу от изумления. Оказалось, что в китайской мифологии драконы — вовсе не та изрыгающая дым и пламя злобная тварь, с которой довелось свидеться святому Георгию. Наоборот, драконы у китайцев во многом похожи на Джона Ф.Кеннеди — в них намешано всего понемногу. Во всяком случае, Саймон понял это именно так.