Псы любви
Шрифт:
– Это лишь слова, Князь, - сказал шут.
– Но рано или поздно тебе придется ответить за все, что ты делаешь. Или эти дьявольские суки, подобранные, коли не врут имперские глашатаи, щенками на северной границе и воспитанные на благо добра и любви, сами и сожрут тебя. Во благо империи и могущества Иоанна Стальной Руки!
– Ох, шут, - усмехнулся Князь.
– Тебе ли верить имперским глашатаям?
Он снял перчатку с левой руки. На безымянном пальце был стальной перстень с черным камнем. Черным, как кусочек ночной
– Собаки любят лишь этот перстень, не меня. И пока этот перстень на мне, они меня не сожрут. И защитят от любого, кто посмеет напасть. Будь это человек или сам дьявол.
– Если все, что говорится в Свитках о северном зле, правда, то ты не можешь служить добру, - упрямо повторил шут.
– На тебе столько крови... Князь Любви! На тебе столько крови, что зло давно должно было поселиться в твоем сердце! И этот перстень, и эти псы - все это доказательство тому.
– Ты почти прав... шут.
– Почти?
Князь Любви улыбнулся.
– Почти?!
– крикнул шут.
Он дернулся вперед, к Князю - и тут же на его плечи легли тяжелые когтистые лапы, а над ухом засопела пасть собаки, соткавшейся из тени за его спиной.
– Почти, - сказал Князь.
– Потому что есть одна вещь, которая может уберечь от зла сердце воина добра, даже когда он вынужден убивать. И даже когда те, кого ему приходится убивать, невиновны...
– Что же это?
– усмехнулся шут.
– Только не говорите мне, что это любовь, Князь!
– Я не буду тебе этого говорить, - сказал Князь.
– Ты сам это сказал.
– Не смей говорить о любви, ты!!!
– крикнул шут.
– Кого ты можешь любить, чудовище?!
Собачьи когти впились шуту в плечи, язык лизнул его ухо. Не лаская пробуя на вкус.
– Не кричи, шут. Так ты становишься ярмарочным клоуном...
***
Когда Князь Любви миновал крепостные ворота Роменверга, из-за крыш показалось солнце. На прибитых к каждому дому щитах с изречениями великого и мудрейшего Иоанна Стальной Руки засветились золотые слова, благословляя горожан на новый день...
И на этот раз из кареты первым вылетел шут. Подождал, пока выпрыгнули собаки, пока вылез князь - но не пошел за ним.
– Прощай, князь.
– Ты больше не хочешь идти со мной?
– Я уже увидел все, что хотел. Милорд.
– Ты не увидел самого главного. Шут.
– Я уже увидел все, что хотел, - повторил шут, склонив голову, будто боролся с порывом ветра.
– Даже если ты и служил добру, ты слишком близко подпустил к себе зло. Если оно еще не захватило твое сердце, это случится очень скоро... Одного не пойму. Зачем, убивая, каждый раз поминать любовь? Это гнусно. Милорд.
– Потому что любовь спасает. Это правда.
– Ну да, конечно, - криво усмехнулся шут.
– Правда. Как и все, что изрекает великий
Он развернулся и пошел прочь. Маленький, смешной, испуганный. Дрожа всем телом, сутулясь, чувствуя спиной, как арбалетный болт выбирает кусочек поярче на его трико... Дрожа, и все-таки упрямо шагая прочь, последним усилием заставляя себя неспешно переставлять ноги. Так надо. Главное, не побежать. Только бы не побежать. Уж лучше болт в спину...
Вот только никакого арбалетного болта не было.
Князь вздохнул. Пожал плечами и вошел в замок, вслед за Лаской и Нежностью.
Этот замок был чуть богаче, чем следует. Но не это было главным.
Когда Князь вошел в залу на втором этаже, граф Роменвергский стоял в центре зала, с взведенным арбалетом в одной руке и клинком в другой. Спина спиной к нему стояла его невеста. В ночной рубашке, с распущенными волосами - и с кинжалом в руке. Она держала кинжал неумело, но твердо. Она не причитала. Граф тоже молчал.
И все равно это было смешно - в круге из полудюжины гвардейцев, каждый их которых в одиночку мог разделаться с тремя такими графами и дюжиной их невест.
Вот только собак в кругу не было. Они замерли у входа в залу, тихо рыча и топорща шерсть. И когда Князь шагнул вперед, они не последовали за ним.
– Всем выйти, - сказал Князь.
Гвардейцы медлили.
– Он опасен, милорд. У него арбалет.
– Всем выйти, - повторил Князь.
Вслед за гвардейцами вышли и собаки. Сели у входа, охраняя. Князь закрыл двери.
Граф опустил арбалет и клинок.
– Милорд, я прошу вас только об одном. Клянитесь честью дворянина, что моя невеста не пострадает.
– Я обещаю вам это, граф. Но буду просить вас об ответной милости.
Граф нахмурился. Потом кивнул.
– Конечно, милорд...
– быстро сказал он.
– Все, что угодно.
Князь не ответил.
Он отстегнул плащ, сбросил с лица маску. Стянул перчатку с левой руки. Снял перстень...
Потом он говорил, говорил долго.
О том, как трудно удержаться на лезвии клинка. О любви. О том, что теперь граф должен будет делать... И еще о том, что все когда-то кончается, и однажды граф сможет отправиться на юг, чтобы снова увидеть свою невесту.
А еще через четверть часа мужчина и женщина вышли из замка. И человек в черном камзоле, проведший их через заслон стражников, отсалютовал им, когда они вышли на южную дорогу.
***
Когда Князь Любви вышел из замка, он ступал чуть неуверенно, как-то неловко... Словно все вокруг было ему непривычно и странно.
– Ваша карета, милорд, - с поклоном встретил его у крыльца человек в черном камзоле.
– Как вас звать, сударь?
– Шмальке, милорд. А вот и ваши собаки. Это Нежность, это Ласка.