Псы, стерегущие мир
Шрифт:
Буслай распластался в траве, над головой яростно шумело. Шлем накалился и обжигал голову, пахнуло паленым волосом.
Тугар-Змий удивленно поглядел под брюхо коню, куда подкатывался человечек. Буслай вскочил и с яростным рыком обрушил молот. В лицо брызнуло горячими каплями, будто расплавленным металлом, плечи загудели от отдачи. Конь с жалобным вскриком осел, из его раздробленной ноги толчками плескала темная кровь.
Дивий ругнулся и неуклюже соскочил, проминая землю до щиколоток. Буслай с удивлением уставился на странный горб: выпуклость переливалась металлическим цветом, разделенная
Тугар-Змий молниеносно повернулся к дерзкому пришлому. Чешуя красиво переливалась. Огненный коготь вспыхнул, как солнце, воздух расплавился и постреливал змейками пламени. Змий мельком поглядел на жалобно вопящего коня, лежащего на боку, задняя нога которого держалась на тонких жилах. Конь неловко дернулся, траву примял кусок измочаленной плоти.
– А ты крепок, – сказал Тугар с уважением.
Буслай был бы рад согласиться, но трудно, когда ноги дрожат, тело сковывает предательская слабость, глаза нестерпимо режет, легкие превращены в глыбы гранита.
Огненный серп разрезал воздух и столкнулся с болванкой. Отдача швырнула Буслая на спину, плечо захрустело, как молодая веточка, небо потемнело. Топот чешуйчатых ног слышался глухо, словно через войлочную подушку. Раздался глумливый хохот.
От ярости кровь заструилась по жилам расплавленным металлом, и Буслай с диким криком поднялся. Тугар-Змий отшатнулся от вида налитых кровью глаз. Молот стал падать на чешуйчатое плечо. Дивий подставил коготь и болезненно поморщился. Буслай торопливо замахнулся и ударил вновь. Огненный серп перехватил рукоять, как колосок, сила замаха пригнула Буслая, в лицо уперлось чешуйчатое колено.
Вспышка боли ослепила, нос горел мучительно, в ноздрях появилась противная сырость, густые капли скатывались через губу. Тугар-Змий захохотал победно и замахнулся когтем.
Слепящий серп остановился в пальце от шеи, кожа там задымилась и обуглилась. Дивий покачал головой, зашипел довольно. Рукой схватил дерзкого за шиворот. Буслай взлетел гордым орлом, удар в спину отшиб внутренности. Тугар-Змий вальяжно протопал к распростертому, деловито подхватил обмякшее тело, как бревно, и швырнул к небесам.
Внутри Буслая позорно заныло, всхлип вздулся на губах кровавым пузырем. Круговерть перед глазами закончилась ударом взбесившейся земли в лицо. Захрустело, гридня расплескало, размозжило и разбросало в стороны: каждая косточка сломана, каждая мышца порвана, череп разламывает ужас близкой смерти.
Шаги Тугара-Змия послышались смутно, словно из-под толщи воды. Буслай не почувствовал, как его подняли с земли. Перед гаснущим взором возникла змеиная морда.
Дивий глядел на измочаленного гридня презрительно. Коготь взрезал кольчугу, как простое сукно, сжал железный комок в кулаке. Сквозь пальцы потек расплавленный металл, от вишневой лужи занялась трава, запахло жженой костью.
– Нет, – сказал Тугар-Змий с сожалением. – Хлипок оказался, даже неинтересно.
Поставил гридня на ноги, поддержал заботливо, ибо колени Буслая с хрустом подломились, тело зашаталось, изогнулось, как у змеи. Обычные когти со скрежетом погладили шлем. Подумал: стоит расплавить, как кольчугу, но на макушке? Однако отмахнулся: так выглядит смешнее.
– Ну, бывай, – прошипел он в залитое кровью ухо.
Крепкий пинок швырнул гридня в воздух, копчик зверски заныл. Боль скрутила кишки, небо и земля закрутились перед глазами. Земля безжалостно ударила в грудь – твердая, как камень. Дыхание вылетело со страшным свистом, гридня закружило по траве. Внутренности сорвались с укрепленных мест, загромыхали внутри, как камни в бочке. Затрещали кости – свои и чужие. С пояса сорвало один из кошелей.
Тугар-Змий довольно поглядел на замызганный кровью куль, что вломился в заросли чахлых кустов и с треском исчез. Нашарил в траве молот на огрызке рукояти, раненого коня уместил вдоль плеч. Похохатывая и пыша жаром, Змий направился в нору.
Глава шестая
Сознание возвращалось урывками, заполненными жалким плачем, всхлипами. Буслай, не помня себя, полз, как раздавленный гад, в лес. Кости рук перемололись в кашу, длани подгибались, плющились. Под кожей перекатывались осколки скелета, из носа текла река, на траве висли крупные капли.
Глотая сопли от жалости к себе, дополз до стены леса. Тело сотрясли рыдания, в глазах вскипели слезы, захлестали таким мощным потоком, что вычистили дорожку на замызганных кровью и грязью щеках.
Перед глазами пронеслись сладостные картины, как бьет Тугара, крушит кости, плюет в ненавистную рожу, сворачивает шею. Чудище униженно молит о пощаде, а он разрывает того на части, омываемый потоком змеиной крови. Но стоило неловко пошевелиться, и дикая боль остудила жар в груди. Буслай припал, давясь слезами, к земле, заскулил, как обиженный щенок.
В глазах было темно, и он испугался, что ослеп, но протер глаза, морщась от боли, и понял, что уже стемнело. Небо заткала ночь, весело посверкивали серебряные блестки. Гридень всхлипнул, пополз в глубь леса. Ноги волочились, будто хребет перебили. Буслай прислушался к ощущениям и с мерзким холодком понял, что, может, так и есть.
Остывшие мышцы окаменели, каждое движение отдавалось вспышкой дикой боли, хрустом, будто ломалась корочка свежего хлеба. Пятная тропу слезами и кровью, Буслай дополз до разлапистых зарослей, пальцы погрузились в ледяную воду: из-под корней замшелого дерева тек небольшой ручеек.
Гридень привалился к валежине, отбитую спину кольнули обломки сучьев. Всхлипнул, плечи затряслись в судорожных рыданиях. Много позже, едва шевеля руками, он протер наперченные слезами глаза и негнущимися пальцами еле развязал ремешок шлема.
Облегчение было настолько неимоверным, что он застонал, будто сграбастал в кучу с десяток спелых девок и сумел всех разом. Под кожей головы пульсировало, словно череп, лишенный скреп, начал расти, как тыква по воле богини плодородия Севы.
Струи холодного ночного воздуха утолили боль сломанного носа. С удивлением Буслай обнаружил, что может шевелить руками – правда, с непрестанной болью. А ноги оставались недвижимы, словно окаменели. Он зло пощипал их, но ничего не ощутил. Потом, задрав штанину, ухватил так, что сорвал клок кожи, но опять ничего не почувствовал.