Птица без ног
Шрифт:
В сентябре 1917 года газета «Ведомости Московского комиссариата градоначальничества» поместила материал следующего содержания: «Несколько месяцев назад в Москве сформировался женский батальон смерти, составленный исключительно из девушек-доброволиц, воодушевленных высоким порывом активной защиты родины. Тогда по всей России разлилась волна женского добровольного движения: формировались полки, батальоны, шли на фронт ударные женские роты… Поступали также сведения, что солдаты на фронте выражали недовольство фактом присылки к ним женских батальонов, находя, что им зазорно сражаться в окопах бок о бок с женщинами».
Василий привык к грохоту разрывов, треску пулеметов и прочим звукам войны. Привыкнуть к постоянному ощущению человеческого страха и отчаяния было гораздо труднее. Потому что слишком много тут было людей, уставших до безразличия и одержимых не то чтобы жгучим желанием выжить, а наоборот – тяжелым, упорным предчувствием гибели.
Но даже таких людей надо было кормить. В окопной грязи, в сырости и холоде миска горячей каши, котелок супа, кружка чая обретали значение, которое в иное время мог понять лишь тот, кто по-настоящему голодал или всерьез странствовал.
Вот только мир, как когда-то возмечталось, Василий не особо и увидел. Разве что Францию, куда сопровождал полковника Утукина, ездившего к союзникам с секретной миссией. И мнение о своей собственной миссии он невзначай услышал, когда полковник обсуждал с кем-то достоверность сведений о немецкой секретной лаборатории.
– Ну, у нас такая тоже есть, причем не одна, – хмыкнул Утукин. – А какая настоящая, пусть немецкая разведка выясняет. Пусть побегает, пока мы почву для реального наступления готовить будем.
– А домовой вам зачем понадобился?
– Провиант проверять.
– Чтобы поставщики не мошенничали?
– И это тоже, хотя на всех наших воров-интендантов никаких домовых не напасешься. Но главное, уже известны случаи намеренного отравления вражескими диверсантами и воды, и табака, и съестных припасов.
Действительно, в 1916 году случаи отравления подброшенным немцами табаком и поддельными папиросами русских фабрик стали массовыми. В Галиции австрийцы, отступая, оставляли в окопах и крепостных погребах отравленное вино, а в казармах – чистое белье, пропитанное ядом. Под Барановичами и Сморгонью немцы сбрасывали с аэропланов ядовитые конфеты, сигары, бульонные кубики, пачки кофе.
– Да, ушло время честной войны. Раньше государи мятежников в чужих землях не поддерживали.
Дальше Василий прислушиваться не стал. Побрел заниматься своими прямыми обязанностями. Проверял на очередном складе мешки с крупой, бочки с сельдью, гонял мышей, выводил жучков. Пару-тройку раз не удержался – устроил особо наглым интендантам, поставлявшим испорченную муку и пшено с червями, то, что достопочтенный Бертольд Герстман из Дортмунда еще во времена Петра Великого назвал звучным словом «полтергейст». Интенданты в страхе бежали от падающих кирпичей и табуреток, норовивших дать пинка. Но жульничать не переставали.
Конец войны наступил для Василия, когда немцы прорвали фронт на том участке, где в неглубоком тылу находился инспектируемый им склад. В спешном отступлении про него просто забыли, а вход в хранилище, расположенное в крепостных подземельях, был разрушен и засыпан землей во время артобстрела.
Но Василий об этом не знал. И продолжал неустанно беречь запасы, ожидая, когда они понадобятся…
Во время Первой мировой прямо в рамках обычного цивилизованного мира все разделились на своих и чужих. Если раньше чужими, по отношению к которым дозволялось всё, были туземцы в далеких колониях или разнообразные мятежники-изгои, то теперь чужаками, которые «не люди вовсе» стали все, кто находился по другую сторону границы или фронта.
До этого отвязными авантюристами и злодеями, которым всё дозволено, были конкистадоры или, позже, регулярные колониальные войска, вынужденные выполнять непростую цивилизаторскую миссию. Теперь в эту категорию бойцов-цивилизаторов включили и часть интеллектуальной элиты, которой по статусу с давних времен полагалось генерировать эталон разума, нравственности и гуманизма. После того как великие писатели стали штатными пропагандистами, шаблоны представлений о дозволенном были изменены навсегда и ремонту уже не подлежали, даже когда умолкла канонада.
Впрочем, писатели в большинстве своем иллюзий не испытывали. Бюро военной пропаганды появилось в Англии в первый год войны, при этом частично работу вели и частные организации. Потом возникло Управление информации, которое возглавил Джон Бьюкен, будущий лорд Твидсмур и автор остросюжетных романов «Тридцать девять ступеней» и «Утренние дворы». В 1927 году Бьюкен стал членом Палаты общин, а в 1935 – генерал-губернатором Канады.
Всеми любимый папа Винни-Пуха Алан Александр Милн являлся сотрудником секретного отдела военной пропаганды МИ-7б (MI7b), который существовал с 1916 по 1918 год. После войны было приказано уничтожить всю связанную с ним документацию. Однако бумаги не сожгли, а намеревались выбросить на свалку как обычный мусор. Их случайно нашел и сберег капитан Джеймс Ллойд, работавший там вместе с Милном. Среди машинописных страниц нашли несколько сатирических стихотворений Милна, который был пацифистом и гордился тем, что не произвел ни одного выстрела по врагу. В стихах он саркастически описывал свою работу – необходимость лгать в статьях о «злых гуннах» и германских фабриках, где перерабатывались на мыло трупы собственных солдат.
Герберт Уэллс, побывавший на передовой в августе 1916 года, признавался: «Я никогда не хотел идти на фронт добровольцем, подвергаться муштре, отдавать честь, защищать железнодорожные мосты и водопроводные трубы от воображаемых немцев, рыскающих по ночам на проселочных дорогах Эссекса, охранять пленных в лагерях и тому подобное, зато один из моих старинных замыслов (“Сухопутные броненосцы”, 1903) воплотился в виде танков…»
Дж. Р. Р. Толкин спасался в окопах от хандры тем, что сочинял несуществующий язык. А впоследствии прославленный автор «Властелина колец» признавался: «На самом деле мой Сэм Гэмджи списан с английского солдата, с тех рядовых и денщиков, которых я знал во время войны 1914 года и которым сам я уступал столь во многом».
Был во время Великой войны забыт обычай не трогать мирных жителей – раньше они могли оказаться случайной жертвой разгоряченных победителей или погибнуть от шального ядра, но целенаправленно их недругами никто не считал. Теперь же врагами стали не только солдаты противника, но и женщины, и дети враждебной стороны.
Тактика выжженной земли, раньше применявшаяся лишь в колониях, пришла в Европу. Но и другие части света, как уже упоминалось, не остались в эти четыре кровавых года без внимания.