Птица обрела крылья
Шрифт:
Каждый день, проведенный в Уингтон-холле, и каждая ночь, проведенная с супругом, приближали ее к концу жизни – именно так думала девушка, засыпая в молчаливых рыданиях и молясь, чтобы она успела воплотить в жизнь то, для чего пожертвовала собой яростной страсти Джереми.
– Нет, моя дорогая. Ты больна. Посмотри на себя в зеркало: ты выглядишь, как призрак. Тебе нужно прилечь, – с заботой в голосе ответил Джереми супруге, скользя взглядом по ее шее, укутанной в легкий зеленый шелковый платок. – Возможно, твоя бледность и усталость – признаки того, что ты носишь под сердцем моего
– Нет, любовь моя, этого не может быть: всего две недели назад у меня прошла кровь, – тихо ответила Вивиан и приложила ладонь ко лбу: – Как жарко! Как мне надоела эта духота!
– Мы поженились три месяца назад, а ты все никак не забеременеешь. – Джереми поднялся из-за своего рабочего стола и подошел к супруге, которая тотчас напряглась от его близости. – Я хочу, чтобы ты родила мне ребенка, Вивиан. – Он приподнял пальцами подбородок девушки и заглянул в ее изумрудные усталые глаза. – Я хочу, чтобы ты родила мне не меньше троих детей.
– Троих, дорогой? – удивилась она. – Мне хватило бы и одного.
– Нет. У нас будет много детей. Я буду хорошим отцом. Буду проводить с ними много времени, учить ездить верхом, фехтованию и охоте, – улыбнулся Джереми и поцеловал бледные губы Вивиан. – И у них не будет гувернантки. Ты сама будешь ухаживать за ними. Им нужна будет мать, а не посторонняя женщина.
– Но, дорогой, когда я понесу нашего малыша… – «Ты должен перестать делать со мной то, что ты делаешь!» хотела сказать Вивиан, но вовремя спохватилась и вместо этого серьезным тоном сказала: – Ты должен будешь переехать в другую спальню, потому что то, что мы делаем по ночам, может повредить нашему будущему малютке, или я даже могу потерять его. Пусть у нас будет много детей. Или сколько даст нам Господь, – улыбнулась она, подумав про себя, что более двух детей она ему дарить не собирается.
– Конечно, так и будет. Я готов ждать, любовь моя. – Джереми вновь поцеловал супругу, а затем, слегка отодвинув шелковый шарф на ее шее, криво усмехнулся. – Когда ты забеременеешь, я буду сдувать с тебя пылинки, а свои плотские желания удовлетворять с другой женщиной. И ты не сможешь возразить против этого.
– О, мой дорогой, я не стану возражать, ведь так будет лучше для малыша, – спокойно ответила на это Вивиан. – Будем молить Бога, чтобы он поскорей дал нам ребенка. Но сейчас я последую твоему совету и прилягу. – Она потрепала мужа по щеке и, не скрывая широкую улыбку радости, вышла в коридор.
Зайдя в спальню, Вивиан со злостью сорвала со своей шеи проклятый шарф и бросила его на кровать. Она носила его уже третий день, и в эту жару это было пыткой. Но девушка не могла ходить с обнаженной шеей, так как никто не должен был видеть, до чего порой доводила Джереми его страсть и тайные темные желания.
«Мисс Вивиан… Как мне жаль вас! Ах, если бы только я могла что-нибудь для вас сделать! – думала Джейн всякий раз, когда видела красные от слез глаза Вивиан. – Но сказать это вслух она не решалась и лишь, молча, наблюдала, в какого испуганного призрака превращалась дорогая ее сердцу подруга.
– Ну же, Альберт, держи ружье так, как я только что тебе показал, – терпеливо сказал Энтони, приподнимая локоть своего племянника, который с восторгом целился в соломенное чучело, на голове которого была надета старая высокая шляпа его отца.
– Дядя, как ты думаешь, Китти теперь будет лежать в постели всю жизнь? – вдруг, все еще прицеливаясь, спросил мальчик.
Этот вопрос застал Энтони врасплох и даже причинил ему душевную боль. Но он пожал плечами, улыбнулся и решительным тоном ответил:
– Твоя сестра быстро поправляется. Травма, которую она получила, конечно, очень серьезна и болезненна, но, все же, излечима. Корсет, который она носит, помогает ее позвоночнику срастись, и доктор Нортон уверен в том, что через несколько месяцев Китти вновь будет ходить. Однако корсет она должна будет носить еще два–три года.
– Мне жалко ее. Она еще такая маленькая, а уже так пострадала, – печально сказал Альберт. – А мама постоянно плачет. И Виктория с ней заодно. Хоть сбегай из этого дома!
– Сбегать, мальчик мой, точно не стоит: твоя семья нуждается в тебе. Ты и твой отец – мужчины, а значит, вам положено быть менее чувствительными, но это также возлагает на вас большую ответственность. Ты должен поддерживать своих дам и вытирать их слезы: это наша мужская обязанность, – добродушно усмехнувшись, парировал Энтони. – Но теперь попробуй сбить шляпу. Вперед, Альберт, у тебя все получится.
Довольно хмыкнув, мальчик нажал на курок, но шляпа так и осталась украшать безобразную голову чучела.
– Эх! Но я почти попал! У этого страшилы теперь появился левый глаз! – с гордостью за свое мастерство, весело рассмеялся мальчик. – Можно я еще стрельну? Еще разочек!
Энтони и Альберт находились довольно близко к замку, поэтому гром выстрела можно было услышать, даже находясь в его комнатах.
– Я думаю, на сегодня хватит с тебя стрельбы, – огорчил Энтони племянника. – Завтра мы обязательно повторим наше занятие, но чучело нужно будет перетащить к озеру, подальше от дома.
– Хорошо, дядя, как скажешь, – обреченно вздохнул Альберт и отдал тому ружье, а затем широко улыбнулся и вскрикнул: – Баббет! К нам идет Баббет! Ты видела, как я стрельнул? Видела? – Он побежал навстречу своей пожилой французской гувернантке, которая тут же схватила его в объятия и похвалила за меткую стрельбу.
– Пойдемте, мой юный джентльмен. Пришло время заняться французским языком! – ласково, по–французски сказала гувернантка, беря ладонь мальчика в свою. Затем она улыбнулась Энтони и протянула ему запечатанное письмо. – Вам пришла свежая почта, мистер Крэнфорд.
– Благодарю, – сказал тот и забрал письмо.
Терпеливо подождав, пока Баббет и Альберт отдалятся на приличное от него расстояние, Энтони взглянул на адрес отправителя и улыбнулся: это было письмо от Шарлотты Сэлтон. Не веря своему счастью, он приложил бумагу к своим губам, а затем вдохнул нежный, едва слышный аромат роз. В нетерпении узнать, что написала ему возлюбленная, Энтони раскрыл письмо и, медленно направившись к дому, принялся читать его. Ему не мешал даже холодный, достаточно сильный ветер, дующий в этот серый день середины октября.