Птица у твоего окна

Гребёнкин Александр Тарасович

Сегодня рано утром они плавали по этой спокойной холодной воде на лодке, почерневшей и прохудившейся от старости, взятой у местного рыбака. Было настолько холодно, что Таня наворачивала на ладони рукава свитера, а Антон набросил на ее плечи клетчатый теплый плед.

Пахло легкой утренней серебристой изморозью, прелой листвой, черной рыбной водой и подгнившим деревом. В предутреннем сумраке Антон ломал и крошил моченый хлеб, нанизывал червяков на крючок и долго удил, подмигивая Тане.

Они меняли место ловли. Володя греб широко, сильно, направляя лодку через гущу камышей на середину озера. Оно еще спало - спокойное, величавое, огромное, богатое многообразиям микроскопической

жизни.

Лишь розовело небо на востоке, за темнеющим лесом, превращаясь в коралловый пожар. И вот запрыгало, выбираясь из ветвей деревьев, перебегая по заросшим холмам, косматое, строгое и холодное солнце. Подуло ветром, засеребрилась, а затем заалела вода, и эти природные метаморфозы очаровывали Таню.

Антон ловил, серебристо блестела чешуёй рыба, Володя короткими точными штрихами делал карандашные наброски, и Таня не успевала следить за всеми проявлениями интересного, которое совершалось вокруг неё. Она любовалась всем, душа ее ликовала, сердце трепетало – что может быть лучше?

После той памятной встречи с Антоном, Таня не решалась вновь прийти к нему. Она стеснялась того, что он старше, живет один. Но желание вновь увидеть волшебную комнату искусства, жажда общения, чувство благодарности повлекли её на знакомую улицу, заставили нажать кнопку звонка, с волнением ждать и, приветливо улыбаясь, переступить заветный порог.

В тот день они были так увлечены разговором, что не замечали ничего вокруг. Антон поведал ей об искусстве. Своим интересом к миру Прекрасного он заражал Таню. Девушка узнала много нового. Её глубоко заинтересовали различные направления в живописи, а особенно - жизнь творцов, чьи репродукции демонстрировал Антон. Она же, в свою очередь, немного смущаясь и заплетаясь, но все так же увлеченно, рассказала ему о своей любви к литературе, особенно к поэзии. Антон был одним из немногих людей в ее жизни, который умел слушать не снисходительно - равнодушно, посмеиваясь, или подавляя зевок. Наоборот, он отнесся ко всему настолько серьезно, что она, воспламененная его вниманием, притащила книги любимых поэтов и долго читала свои любимые стихи, радуясь тому, как он слушает.

Время от времени Антон осторожно высказывал свои мысли и взгляды, и даже просил повторить понравившиеся ему места. Он пытался вникнуть в те чувства, которые испытывала она, пытался сопереживать. От этого постепенно рождался их союз, союз людей, общих по духу.

Тане нравилось, что Антон никогда ничего огульно не отрицал, не навязывал своих взглядов. Он ценил точку зрения собеседника, и чувствовал лишь легкую досаду, если сам видел прекрасное, а его собеседница пока увидеть этого не смогла. Но все же, были в жизни вещи, которые он не любил, не терпел. Тогда в его речи сквозила легкая ирония, переходящая в гнев, но никогда не в ненависть. «Чистое зло крайне редко», - любил повторять он, - зачастую это не зло, а несовершенство, идущее от невежества, глупости, тщеславия и эгоизма».

Вскоре Таня познакомилась и с некоторыми друзьями Антона, которых у него было немного. Это были разные по характеру люди: горячие, порывистые, трезво-холодные, рассудительные. Но, в общем, все они были славными, чуткими, добрыми и интеллигентными. Они не были лишены некоторых слабостей, временами казались чудаковатыми, слишком эмоциональными, слегка обидчивыми, иногда - отрешенными от земной суеты, немного смешными в своей преданности делу. Несмотря на разницу в возрасте они сразу приняли её как свою, мягко опекали, говорили с ней, как с обычным взрослым человеком, а если и шутили, то не обидно. Антон наблюдал за этим и был доволен тем, что не ошибся в девушке,

приблизив её к своему маленькому союзу. Таня была едина с ними по духу, и если пока не могла назвать всех этих людей друзьями, то, по крайней мере, хорошими знакомыми могла назвать точно.

Но все же встречались они не так часто. У каждого из них была своя жизнь, у некоторых были уже семьи. К Антону они приходили в основном по субботам, на общие вечерние чаепития, где делились творческими замыслами, успехами и неудачами, говорили обо всем, что происходит вокруг, просто смеялись, шутили, отдыхали.

Художниками они были разными: одни писали прекрасно и даже выставлялись, другие были откровенными любителями, но никто никого не смел унизить, оскорбить. Друг к другу относились с уважением, творчество как таковое, почиталось как священнодействие.

Таня не раз замечала, что, делая кому - либо замечание, они начинали издалека, по возможности мягко, со вступлением, например, «ты знаешь, старик, а мне вот кажется так», или «ты знаешь, брат, вот у тебя…»

Да и работали они в разных направлениях. Если Володя тяготел к реалистической тенденции в своих картинах, то Антон вполне допускал сказочный, фантастический элемент, Борис вообще писал сюрреализм, а Валя-Валентин увлекался абстракционизмом. Но все с уважением относились друг к другу, даже если стилистическая манера товарища ему была не близка.

Таня быстро подружилась с частым гостем квартиры - бородатым Володей и его подругой Ириной, вдохновительницей и помощницей во всем. Это была Володина идея выехать на природу в это воскресенье, ибо осень уже клонилась к закату, и Володя хотел закончить картину лесного озера, пока не зарядили дожди. Антон горячо поддержал эту идею. Таня радовалась поездке, но маме не хотела говорить о своей дружбе с художниками, людьми старше её. Тане нравилась эта дружба, окутанная дымкой тайны, и она придумывала различные экскурсии и внезапно появившуюся школьную общественную нагрузку.

Удивительно, но общение с Антоном и его друзьями помогло не только затянуть душевную рану, немного забыть ее вдребезги разбившуюся молодую порывистую любовь, а, также, несколько воспрянуть духом, реализовать свои мечты о дружбе и интересном общении.

Конечно, о Сергее Таня Антону ничего не рассказывала, повествуя о своих сердечных драмах в общих чертах. Антон ей нравился, он понравился ей еще тогда на улице, во время их необычной встречи, но чтобы влюбиться - ей это как-то в голову не приходило. Антон был совсем другим, это был хороший друг, с ним можно было поделиться всем, при нем Таня ничего не боялась, ибо безгранично верила ему, ценя его такт, ум, благородство, одновременно, простоту в общении. Антон мог подолгу молчать вечерам, рисуя какой-нибудь натюрморт или перенося с макета парусника его штрихи на полотно, а Таня просто сидела и смотрела, как он уверенно кладет мазки, мешает краски на палитре, достигая необходимого сочетания цветов, оттенков, как он долго думает, выбирает варианты изображения. Внезапно стирает написанное, начинает вновь…

Стучат тихо в комнате ходики, множество лиц смотрят на Таню со стен, и так в тишине она могла сидеть не один вечер, уютно устроившись на диване, листая огромные сборники репродукций.

Изредка Антон что-нибудь просил принести ему, а затем, устав, в изнеможении падал в кресло, смотрел на Таню, и, подмигнув, говорил:

– Ну что, Танюша, пойдем чай пить.

И они шли на кухню, ставили чай и завязывали разговор полушутливый - полусерьезный. Временами Таня чувствовала своей обязанностью что-то приготовить, несмотря на все протесты Антона, за что он сам же долго ее благодарил.