Птичий грипп
Шрифт:
– Хочу, – Луиза поправила лазоревый платочек.
– Хочешь стать высшим существом?
Он говорил с ней как с человеком. Как с равной. Убеждал, не приказывал. Лучи его глаз пронзили ее душу и залили божественным светом. Она жадно впитывала эти лучи.
– Тебе надо в Москву. Там поселим. Только платочек в нужный день надень! – сказал он в рифму. – С платочком туда пойдешь! – И он показал пальцем вверх, где уже царствовало солнце.
– А старики?
– Старики?
– У которых я живу…
– Рожденный ползать
К июлю все было улажено. Луиза, подготовленная, собранная в дорогу, загрузилась в поезд «Грозный—Москва».
– В Москву? – Степан заглянул в открытое купе, где, уткнувшись в окно, сидела она.
Луиза посмотрела на незнакомца. Он увидел ее облик: курочка-чернушка, волнистые черные волосы, придававшие ее чертам шизоидную остроту. Красивая. Горящие глаза. Он стоял в проеме, глядел под стук колес и вспоминал другую кавказскую девушку, которую со скинхедами застиг в подмосковной электричке. Он вспомнил, как та вскочила, защищая старика, кофта задралась, и показался пояс шахидки. Нет, с ними лучше деликатно…
Ей нельзя было замыкаться, и она, пугливо сглотнув слюну, изобразила улыбку. Степан шагнул в купе. Сел напротив.
– Не помешаю?
– Нет.
– Значит, в Москву?
– Да.
– И я в Москву.
– Москвич?
– Он самый. А ты… отсюда?
– Да.
– Откуда? Из Грозного?
– Нет. Из Бамута.
– Его же разбомбили!
– Я там раньше жила.
Трясло. Она не понимала: ее так изнутри трясет или это поезд мчит по неровной земле. Надо было с самого начала запереться в купе…
– Ты раньше в Москве была?
Она покачала головой и прокляла себя за откровенность. Может быть, замкнуться и его выставить? Пухлый московский придурок. Как бы он не прицепился, или заподозрит еще неладное, и что потом?..
– Зачем ты был у нас?
– Гулял.
– Гулял?
– С вашими девушками гулял, – слыша свой голос как чужой, зачем-то сказал Неверов.
Она молчала. Да, он почуял: можно над ней пошутить, будет безответна, есть ей что терять…
– Наши девушки скромные, – сказала Луиза.
– Ты?
– Что?
– Говорю: и ты?
– Я тоже. – И она отвернулась в окно, где неслись смазанные картины.
– Такие девушки сочные! Но я ни одну не захотел. А тебя я хочу. Хочу попросить об одном одолжении…
– Каком? – спросила она в стекло.
– Назови свое имя.
– Луиза. – Опять смотрела не него.
– Степан. Красивое имя? Как барабан. Сте-пан. Сте-пан. Луиза как скрипка. Луи-иза. Луи-иза. Что ты слушаешь?
Она тотчас поняла этот вопрос, знакомый всякому молодому человеку на постсоветской земле.
– Я в детстве любила «Наутилус».
– Я думал, мюзиклы любишь. «Норд-Ост»… Не обижайся. «Наутилус» клевый. Видишь там на горе-е-ее возвышается крест, – проблеял Степа. – Я знал автора песни Илью Кормильцева. Я его видел в кафе, куда он приходил читать стихи. Он умер. В Лондоне. Там ваш Закаев сидит.
– Что ты еще знаешь? – вдруг неприязненно спросила девушка.
– Знаю свой номер телефона.
Она рассмеялась. Он достал ручку и клочок бумаги из кармана и на тряском столике записал. Взяла бумажку и спрятала в юбку.
– А у тебя есть? – сказал Степа.
– Зачем?
– Хочу подарить полную коллекцию альбомов «Наутилуса».
– Не надо. Тебе понравилась Чечня?
– Очень. Я всегда мечтал у вас побывать.
– Почему у нас? У вас.
– У нас?
– Вы же воевали, чтобы мы у вас были.
– Теперь мир, – сказал Неверов глумливо. Она не ответила. – А фильмы ты любишь?
– Я один фильм смотрела хороший. «Матрица».
– Первая часть?
– Я одну смотрела.
– Там еще две части…
– Я не смотрела.
– Луиза.
– Что?
– У тебя в Москве кто?
На ее лице читалось сомнение, как ответить.
– Еду к дяде.
– А у меня квартира пустая. В центре. Кремль из окна виден. Родители на даче торчат. Целый месяц будут за городом. Они на грядках ползают. Поживи у меня.
Она зевнула, и придумала повод его отвадить:
– Извини, пожалуйста, можно я буду спать?
Степа встал, наклонился, поцеловал. Чмокнул в щеку. Луиза не была научена, как себя вести в такой ситуации. Заметив ее податливость, он тотчас сместил поцелуй. Он целовал ее в губы. Она не открывала их, но и не мешала. Он потянул поцелуй, руками сжав ее теплую голову с загнанными мыслишками, и ушел к себе. Трясло. Она так и не заснула.
– Налегке… – присвистнул Степа, протягивая руку с платформы.
Она соскочила. На плече кожаная сумочка. Пошла рядом. В Москве был день. Остановилась.
– Не потеряемся. Пока.
Неприметный пшеничный паренек встретил Луизу на выходе из вокзала. Подступил вплотную, моргнул:
– Через два дня будет машинка. Сейчас отвезем в общагу.
– Я познакомилась с русским. Мы вместе ехали. Он приглашал меня жить к себе. Дал телефон.
Пшеничный резко зажевал жвачку, которая до этого покоилась за щекой.
– Где он?
– Ушел.
– Что ты ему сказала? Кто он?
– Не знаю.
– Зачем он ездил к вам?
– Ему было интересно.
– Я говорил: надо было к тебе приставить своих. Ладно. Дай его номер, будем узнавать. Сейчас езжай со мной. Идем, тачка с той стороны проспекта. Может, правда лох? Может, так и выгодней. Он лох?
– Не знаю…
Звонок от неизвестного абонента.
– Алло! Алло! Степан!
– Я слушаю.
– Это я – Луиза! Я приняла твое предложение. Можно у тебя пожить?