Птичка голосиста
Шрифт:
Героиня лермонтовской повести — лицо незаурядное, она не похожа на своих салонных подруг, и не случайно привлекла она внимание Печорина. «Ее разговор был остер, без притязания на остроту, жив и свободен», — признается он. Этой живости, свободы, переходов от кокетства, капризов к задумчивой сосредоточенности, этой обаятельной непринужденности в поведении княжны Мери, особенно в начале знакомства с Печориным, нет в исполнении молодой актрисы.
Думается, главная причина неудачи А. Вербицкого и К. Сановой не в них самих, но в общем направлении и характере фильма. Сценариста и постановщика
Вот еще характерный пример. Вера, терзаемая ревностью к княжне Мери, после долгих колебаний приглашает Печорина к себе. Режиссер решил подать эту сцену по-своему. За несколько минут до прихода Печорина он заставляет явиться к Вере княжну Мери. Затем крупным планом даются часы: вот, мол, он сейчас придет к ней, а у нее княжна, то-то будет заварушка. Успеет ли княжна Мери ускользнуть от Веры до того, как войдет Печорин? Можно себе представить, какой накал в зрительном зале предвкушал постановщик, задумывая такой ход.
Но при чем тут Лермонтов?
Иногда постановщик проявляет, наоборот, пунктуальность: у княгини Веры на правой щеке черная родинка — и у актрисы Т. Пилецкой на правой щеке черная родинка. Не подкопаетесь! Но у Лермонтова говорится о чахоточном цвете лица, а вот этого уже постановщик допустить никак не может. Всякое упоминание о болезни Веры, даже из речи Вернера, — казалось бы, доктор! — вычеркивается. В картине все должно быть красиво — стало быть, Вере нечего хворать.
Трудно судить о дарованиях актеров, участвующих в фильме. Им чаще приходится позировать, нежели играть. Отсюда неотвязное впечатление какой-то манекенности и Мери, и Печорина. И только такие опытные актеры, как К. Еланская (княгиня Литовская), М. Астангов (доктор Вернер), В. Полицеймако (драгунский капитан), обнаружили иммунитет и не поддались заразительной тяге к тому, чтобы каждый кадр был «как картинка».
Все прикрыто именем Лермонтова, а красивость, смакование эффектных подробностей глубоко чужды сдержанному, скупому, энергичному — где каждое слово полновесно — стилю лермонтовской прозы. От одной только мысли, что могут найтись люди, которые поверят, будто вся эта экранизированная бутафория действительно, как гласит афиша, «по одноименной повести М. Ю. Лермонтова», будто это и есть стиль Лермонтова, — от такой мысли сразу становится не по себе.
Одного ли И. Анненского должны мы винить в неудаче? В разных картинах по-разному, но дает себя знать назойливое стремление к пустозвонной декламации, к декоративной красивости.
Дело не в одном только фильме «Княжна Мери», но в тенденции смотреть на искусство глазами Грушницкого.
1955.
Как важно быть культурным
Все чаще появляются брошюры, книги, руководства, наставления, инструкции, памятки и пособия на тему: что значит быть культурным, воспитанным человеком? Как вести себя в обществе, на улице, дома? Как следует одеваться? В чем состоит истинный вкус?
Вот одна из таких книг. Аркадий Первенцев. «Продолжаем разговор о культурном человеке». Заметки писателя. 1961. Тираж—150000.
Это — второе, расширенное издание его книги «Разговор о культурном человеке». 1959. Тираж — 160000.
Читать ее тем более интересно, что сам А. Первенцев пишет в начале книги о «равноправном участии автора и читателя в беседе на затронутую тему», говорит, что не хочет становиться — как он выражается— «в позу нравоучителя и назидателя».
Мы находим здесь много дельных, полезных советов. Писательских раздумий.
Есть и такое — из главки «За столом»:
«Не сиди слишком близко к столу или слишком далеко от него».
Верное соображение. Сядешь слишком далеко от стола — и придется каждый раз вставать, чтобы подойти к нему.
Автор предусмотрел и такую неприятную ситуацию:
Старайся не ронять на пол нож или вилку. Но если уронил, не смущайся, спокойно попроси другую, не придавай значения случившемуся, ни в коем случае не пытайся, став на колени или на четвереньки, нырнуть под стол на поиски оброненного.
Здесь особенно подкупает успокаивающая интонация: упала вилка — сохраняй самообладание, не поддавайся панике, а главное — не ныряй под стол.
Большое внимание отводит автор шляпе.
«Носить шляпу — не дрова пилить, хотя и тут требуется навык, — замечает он не без глубокомыслия и вместе с тем с афористической краткостью. — Человек, впервые надевший шляпу, постепенно привыкает к ней, долго не философствуя, заламывает ее на нужный манер, и возвращает свое духовное „я“ к более важным проблемам».
Читая эти строки, несколько удивляешься: почему духовное «я» так непосредственно связано с заламыванием шляпы на нужный манер? Но затем радуешься тому, что человек все-таки возвращает это самое «я» к более важным проблемам. Главное, видимо, в том, чтобы не забывать возвратить.
Шляпа берется автором и в историческом разрезе. «Шляпу я впервые надел в 1945 году, в Германии, перед отъездом в Нюрнберг на процесс бельзенских палачей».
Здесь более всего обращает на себя внимание значительность, даже какая-то торжественность интонации. Как будто речь идет о памятнейшей дате.
«Первым моим учителем по заламыванию шляпы, — эпически повествует автор, — был писатель Леонид Максимович Леонов».
В совсем новом свете предстает перед нами автор «Русского леса». Приведенные строки дают толчок воображению, мы уже слышим разговор:
— Знаете Леонова? Ну, который научил Первенцева заламывать шляпу.
— А как же!
Автор книжки специально предупреждает читателя:
«Не носи повседневно драгоценностей, которые имеют характер только украшений». Неясно, к кому обращен этот совет. Разве так уж велика опасность, что комсомолки, студентки, работницы начнут ежедневно носить колье и ожерелья? И почему вдруг в издательстве «Московский рабочий» заговорили о драгоценностях?