Птичка над моим окошком

Яковлева Анна

Невесть откуда возникшее желание обвиться вокруг Матвея, устроить голову у него на груди и замереть навсегда было пугающе острым.

– Опять перевес, – сокрушалась Лидия Родионовна, – переплачивать придется.

– Ничего страшного, не привыкать, – отозвался Матвей. Передвинув сумки, он

снял с плеча гитару и внезапно поднял глаза прямо на Августу.

С лица сошла озабоченность, в глазах вспыхнула осторожная радость.

– Ты? – растерянно спросил Матвей, прощупывая взглядом Августу. – Что, тоже летишь?

Она медленно покачала головой:

– Наоборот – прилетела.

– Не понял?

Лидию Родионовну поразила метаморфоза, приключившаяся с сыном: только что ее мальчик, ее нежный Матюша нуждался в ней, в ее заботе и внимании, а тут в один момент сбросил перья и обернулся соколом, взрослым мужчиной. А зрачки – зрачки вообще не поддавались описанию. Того и гляди, покинут отведенные границы.

– Я приехала, чтобы извиниться перед тобой. Псих твой Шутихин, – помолчав, добавила Августа, – законченный.

– Если честно, я тоже так думал, – сдал друга с потрохами Мотя, – нашел дома записку и жутко разозлился. Но если бы не Витасик, не было бы каскадеров, не было бы каскадеров – никто бы не увидел, как тебя суют в машину два шкафа в масках, о тебе бы вообще никто ничего не знал. Даньки нет, даже поднять тревогу было некому. А ребята запомнили номера, и по ним удалось установить, куда тебя увезли. Дальше было дело техники.

– А ты всегда ждешь, что кто-то за тебя разрулит твои проблемы? – неожиданно сменила тему Августа.

– Так ведь это он мне их устроил, – надулся Матвей.

– Тебе приятно так думать?

Взгляд

Августы сделался странно-задумчивым, как у глубоководной рыбы с телескопическим зрением. Северное море куда-то пропало, его место заняла черная бездна.

Снова пора было двигать сумки – они уже задерживали очередь, но Матвей словно забыл, где он и зачем.

– Я ничего не понимаю, – решила вмешаться Лидия Родионовна. – Матюша, ты летишь или не летишь?

Безумие. Это безумие, сказал себе Матвей. Перед его мысленным взором замаячили контуры заснеженных вершин Сихотэ-Алиня. Невесть откуда в голове закрутилось: «Милая моя, солнышко лесное…»

– Я лечу? – Взгляд у Матвея стал тяжелым.

– Лидия Родионовна, он не летит, – немного помедлив, совсем чуточку, чтобы Матвей не зазнавался, ответила Ава. Она не сводила с ясного сокола телескопических глаз.

– Совсем? – осторожно поинтересовался Матвей.

– Совсем, – кивнула она.

– Н-да. Против науки не попрешь, – глубокомысленно изрекла Лидия Родионовна.

Сын с коварной разлучницей соседкой уставились на нее с недоумением.

– Что смотрите? – коротко вздохнула Лидия. – Авушка, бери гитару. Матюша, я возьму эту сумку, а ты эту.

– Мам, – мягко осадил ее повзрослевший сын, – если можешь, возьми ноутбук. Устя возьмет гитару, а сумки я сам понесу – они тяжелые.

– Одну возьмешь ты, другую я понесу, – проворчал возникший откуда-то Шутихин, – тундра ты незаасфальтированная.

– Сам дурак, – огрызнулся Матвей.

Пройдошливый журналюга принял стойку и побоксировал Матвея в плечо.

– От дурака слышу, – радостно осклабился он.