Птичка. Маленький страж
Шрифт:
— Те-перь тя-ни стре-лу…
Тянуть? Как тянуть?
Я аккуратно взялась за толстое древко и потянула его на себя. Мужчина уткнулся лбом в камень и сдавленно завыл. Мышцы на спине напряглись, скрутившись в канаты. Но она поддалась! Медленно, выталкивая сгустки крови, болт выходил наружу. Вряд ли это было долго, но нам время показалось вечностью в этот момент. Когда наконечник выпал из раны, я покачнулась от напряжения. Сразу же потекла кровь, чистая, алая. Я схватила чистую ткань для перевязок, плеснула на нее еще зверобоя
— Замолчи! — рявкнула я на него. — Мне и без этого страшно!
Он замолк. Кое-как просунув под него ткань, я туго перебинтовала грудину. Пот крупными градинами катился по моему лбу. Сбросив куртку, решила заняться рукой. Тут все было хуже. Потому что арбалетный болт пробил почти все мышцы. Острие наконечника можно было нащупать с другой стороны. Повторив все манипуляции, я попробовала сделать так же, как и со спиной. Но не получалось! Мужчина, закатив глаза, упирался в скалу головой, но молчал. Лишь скрип зубов говорил мне о том, какую боль он испытывает. Стрела не шла. Слишком много волокон тела ее опутывало. Белый был как бабочка, насаженная на иголку. Ни вперед, ни назад не слезть.
— По-дож-ди…
Я отстранилась, вопросительно глядя на него.
— Дай от-дох-нуть…
Отдых нам не помешает, это да. Я достала из рюкзака воду, отхлебнула сама и напоила его.
— Я не могу его вытащить, Максимус, — покачала я головой. — Что делать?
— Ре-зать…
— Чтооо?
— Других вариантов нет, — он лежал на боку, бледный, покрытый бисеринками пота. Измученный, но все такой же притягательно красивый.
— Нет. Разрезать я тебя не смогу, — твердо ответила я.
— Тогда мы умрем, — так же твердо сказал он. — Сколько осталось до заката? Час? Два? Ловушку скоро придут проверять. Стрелейцы найдут нас, Солнце. И забьют здесь как мышь под кроватью. Если ты достанешь наконечник, я смогу обернуться и унести тебя отсюда. Другого выхода у нас нет. Понимаешь?
— Ты все-таки принц, — глядя ему в глаза, протянула я.
— Да. Я младший сын Государя.
— Почему ты оказался здесь? Простым стражником?
— Ну, не совсем простым, — попытался улыбнуться мужчина. — Но, лучше здесь, чем во дворце.
Я не особо поняла, про что он, поэтому поверила ему на слово. Наверное, он знал, о чем говорил. И про рану тоже. Поэтому, достала свой нож и хорошенько прокалила его на огне факела. Он уже прогорал, поэтому мне стоило поторопиться. Иначе, в темноте я не смогу сделать ничего.
— Что нужно делать?
— Рас-ширь рану, — он готовился к боли, поэтому снова заговорил на коротких выдохах. — Дойдешь до наконеч-ника, тяни!
У меня дрожали руки. Снова пот заливал глаза, мешая смотреть. Я смахивала его рукавом и разрезала, разрезала волоконце за волоконцем. Командир, напрягшись всем телом, молчал, со свистом выдыхая воздух. Только пальцы здоровой руки сжались в кулак и побелели.
Я не вскрыла еще и половины, когда резкий треск отвлек меня. Рассыпая искры, зачадил, защелкал факел. А потом погас. Мы оказались снова в кромешной тьме.
— Святой Амадей, — прошептала я, понимая, что не смогу больше помочь Белому.
А он, коротко простонав, не сказал ни слова.
Нужно было что-то делать. Нельзя вот так все оставить!
— Может быть, я выйду? Схожу до твоего рюкзака? У тебя же там тоже есть факел! — голос у меня звенел. Истерика просилась наружу, но я ее не выпускала.
— Нельзя, — сказал он сквозь зубы. — Уже явно стемнело. Гости будут с минуты на минуту. Попадешься.
— Какая разница, где умирать, — пробормотала я.
— Умирать нет никакой разницы где, — согласился Белый. — Но там тебя могут взять живой. Рассказать, что делают стрелейцы с пленницами?
— Не надо, — содрогнулась я. Об этом я как-то не подумала.
— Помоги сесть. Лицом ко входу, — попросил он.
Я приподняла его и подложила свою куртку. Опершись раненой спиной на скалу, он зашипел. Рука с болтом висела как плеть. Слишком много перебито мышц. И я еще сколько подрезала.
— Дай свой арбалет.
Я отцепила и подала. Услышала, как он его взводит.
— Садись рядом и постарайся уснуть. Не знаю, сколько у нас есть времени. Попробуй отдохнуть.
Сев рядом, я откинулась на стену и вытянула ноги. Ждать. Больше ничего не остается. Если за нами не придут ночью, то завтра я снова попробую вынуть стрелу. Схожу до брошенных рюкзаков и принесу их сюда.
Мы сидели и молчали. Периодически Белый постанывал сквозь зубы. Тишина была невыносимой, поэтому я спросила:
— А парни… знали? Что ты орел?
— Подозревали, — помолчав, ответил командир.
— А Фил?
— Нет. Не было нужды. Я же говорил еще на заставе.
Минута молчания.
— Когда я приехала, ты сказал мне, что мы должны знать все друг о друге. Тогда почему сам не рассказал им?
— Солнце, я…
И тут мои нервы сдали:
— Почему ты зовешь меня Солнцем? Почему именно такое прозвище? — заорала я, вскакивая.
— Ты мне нравишься, — голос в темноте прозвучал абсолютно ровно.
Из меня как будто разом выбили весь воздух. Я замолчала, беззвучно разевая рот как рыба без воды. Святой Амадей, спасибо, что мы в кромешной тьме!
— А я? — спросил он.
— Что — ты?
— Я тебе нравлюсь? — тут его голос перестал был дьявольски спокойным и дрогнул.
— Да, — признание выпало из меня против воли. Почему-то невозможно было соврать или улизнуть от ответа. Совершенно недопустимо.
— Ты… Ты бы пошла за мной? Куда бы я ни позвал?
Мое тело покрылось миллионами мурашек. Тетка рассказывала, что орлы зовут замуж орлицу, когда предлагают пойти за ними без оглядки. Куда бы ни позвал.