Птичка

Орисова Ния

Воспитательницу тоже не миновали изменения, но внесённые модификации были другого рода. В учебный центр они могли не ездить. Научить Дияса всему, что нужно знать, она могла сама, но мальчику нужно социально адаптироваться в среде, где будет проходить его взрослая жизнь.

Со мной так не возились, учёбой не нагружали, в общество не выводили. Видимо, они считали, что мне социальная адаптация была не к чему. «Минимум» – самое подходящее слово, которым можно охарактеризовать то, как я жила. Минимум занятий, минимум общения, минимум физических нагрузок и встреч с родителями. Если бы не природное упрямство и желание узнать что-то новое, превратилась бы в хрупкий цветочек, не способный пережить обычный

ветерок, склонившись под его напором. Хочется верить, что отец и мама делали это неосознанно, не желая навредить. Просто в их понятии дочь – это не сын, будущий наследник и глава рода.

При наших редких встречах тщательно скрывала особенности характера. Мне удалось развить их в большей степени вопреки жёсткому родительскому контролю и желанию. Родители даже не догадываются, что у меня на душе и чего от меня можно ожидать. Не знают, какая я на самом деле и что думаю обо всём происходящем в семье. При них я становлюсь такой, какой они хотели видеть свою дочь. Послушной и согласной на всё, не имеющей собственного мнения. Думается мне, что ожидаемое двадцатилетие расставит всё по своим местам. Откроет тайный умысел родителей, и это лишь усиливало желание узнать, что происходит, раньше, чем наступит день рождения.

Я ведь не могу умереть? Пусть у отца есть наследник, но и мои дети могли бы расширить границы отцовской империи. Рендар в какой-то мере безжалостный человек. Чтобы достичь поставленной цели, он вполне мог идти по трупам и улыбаться, получая удовольствие от хруста костей поверженных врагов и конкурентов. На данный момент его компания «Грандполе» входит в десятку лучших среди тех, кто занимается разработкой технических новинок и поиском новых способов защиты имущества, людей и животных. Наш дом – полностью его задумка, и за всё время, что живу в нём, не было ни одного смертника, что решил бы избавиться от Рендара и его семьи. В таком случае наёмнику самоубийце обещанные деньги окажутся не нужны по причине того, что тратить их будет некому.

Мой замкнутый мирок, в который меня заключил отец, прост и понятен. В большом мире всё по-другому, но о нём братик знает больше, чем старшая сестра, что практически всю жизнь просидела в этой неприступной крепости, что зовётся домом. Сейчас контроль надо мной усилился и стало трудней скрывать свои и без того редкие вылазки в город. Сложно жить, когда на тебя давят, принуждая выполнять обязательные правила проживания в доме, относящиеся только к тебе. Ещё сложней жить в ожидании приговора. Ведь даже преступники знают, за что их наказывают.

Не торопясь, прошла по коридору, ожидаемо никого не встретив по пути. Зашла к себе в комнату и на всякий случай заблокировала двери. На секунду застыла перед панорамным окном, в нём, словно живая картина, в широкой раме плескался океан. Не раздумывая, подошла к окну и раздвинула тонкие рамы, впуская в комнату тёплый ветерок. Он мягко коснулся лица и словно погладил тугие завитки волос, что касались плеч. Я бы остригла их ещё короче, но делать это запретила мама. Каждый свой шаг я обязана согласовывать с ней или отцом.

Не могу сказать, что Эмори – плохая мать, но как и у отца, у неё вошло привычку командовать детьми так же, как своими сотрудниками, решая за них, что будет лучше. В те редкие моменты душевной близости, когда она отбрасывала маску строгого руководителя, Эмори становилась ласковой и любящей своих неразумных птенцов, которым ещё только предстоит встать на крыло. Такие моменты не забываются, навсегда оставаясь в памяти, как самые дорогие воспоминания.

Пробежалась взглядом по комнате – даже не верится, что в ней прошла вся моя жизнь. На полу мягкий пушистый ковёр песочного цвета, большая кровать с упругим матрасом. В углу примостился полукруглый диванчик, напротив него панель для просмотра

фильмов. От окна практически вдоль всей стены, где висела панель, разместился рабочий стол с полками. Гардеробной служила соседняя комнатка без окон, куда вела неприметная дверь, она была полностью забита вещами, которые я ни разу не надевала. Если не выхожу из дома, зачем столько тряпок? Куда их носить? Кроме брата меня никто не видит. Ещё одна дверь вела в уборную. В стене имелся встроенный лифт, и через приёмное окошечко я могла получать еду. Можно вообще не выходить из комнаты. Я не чувствовала себя пленницей и бывала в городе, несмотря на запрет родителей. Просто я привыкла так жить.

В первый раз, когда позволила себе нарушить приказ отца, шумный Эскат оглушил и напугал тогда ещё маленькую девочку своим бесконечным движением, громкими звуками, хлопками и круговоротом машин. Я была рада вернуться в комнату к своему океану, что тихо шептал мне сказки на ночь, успокаивая тихим плеском ласкающих камни волн. Повзрослев, поняла, что испугалась зря, но у меня не было хранителя, а оправиться в город одна я не могла. Попросить родителей приставить ко мне хранителя мне и в голову не пришло, ведь они лучше знают, что нужно их дочери. Это не значит, что я во всём слушалась родителей. Периодически нарушала запрет, выбиралась в Эскат, чтобы окунуться в городскую жизнь простых людей. В такие моменты я жила, наполняясь радостью и ощущением безграничного счастья. Послушная девочка оказалась не такой уж послушной.

По большей части мне нравилось наблюдать за океаном, и часто ловила себя на мысли, что я – его часть. Та часть, что поместили в стакан, где нет места буйству стихии. Тишина, покой и умиротворение. Нет места бунту, требованиям, капризам и ярким эмоциям. При этом меня всё устраивало, возможно, в силу привычки, а возможно, хватало тех редких бесконтрольных выходов в город. Можно сказать, побегов, некий вызов, брошенный запрету отца на перемещение в город. Просто родители должны были понимать, что дом не может стать для меня всем миром. Отчитываться перед отцом, а тем более уговаривать, чтобы меня отпустили погулять, не желала и посещала город тайно. Это была моя немного другая жизнь. В ней я была такая же тихая, но словно вампир насыщалась эмоциями, заряжалась энергией чужого сумасбродства, понимая, что я так не смогу. Я из тех, кто любит наблюдать со стороны, а не участвовать во всех этих немыслимых авантюрах, что предлагает мир. Может, всегда была такой, а возможно, меня сделали такой родители, это уже не так и важно. Сейчас я остро ощущала, что моя жизнь изменится и скорее всего, то что узнаю, мне не понравится.

Сняла с шеи универсальный воспроизводитель и вложила в него флэп. Первые секунды ничего не происходило, потом появилось изображение стены, у которой стояла маленькая я, подслушивая разговор родителей. Прошло несколько секунд, и в тишине моей комнаты, на фоне голографической стены зазвучали голоса родителей.

– Ты знала, на что идёшь, когда соглашалась на брак со мной. Свою часть обязательств я выполнил и ни разу не упрекнул тебя, теперь твоя очередь исполнить то, что обещала. Эмори, мне нужен наследник, и это не обсуждается.

– Ты не понимаешь.

В голосе матери послышались нотки бесконечной усталости от груза то ли проблем, то ли какой-то тайны, что она несёт на своих плечах.

– Я понимаю. Забудь об Инке, что-то изменить не в твоих силах.

– Она моя дочь! – истерично крикнула Эмори.

– В какой-то степени теперь она и моя тоже, – спокойно ответил Рендар. – От того, что ты будешь изводить себя мыслями о том, что произойдёт, ничего не изменить. И потом, чего ты хотела, когда соглашалась на это? Просто живи, и наследник станет нам утешением. Возможно, всё получится и твои страдания напрасны.