Пуля для императора
Шрифт:
– Хорошо, – удовлетворённо пробормотал я. – Государь Александр Второй жив. Значит, мы всё сделали правильно.
– Кстати, вы в курсе, почему находитесь в доме покойного графа? Павел Павлович оставил завещание, по которому всё его имущество переходит к вам.
– Как? Не может быть! Он ни о чём таком не говорил…
– Но тем не менее. Документ официальный, заверенный у нотариуса, датирован ещё двумя
Чиновник встал, прошёлся до окна, распахнул его и, впустив в комнату питерскую свежесть, посмотрел на меня, сложив руки на груди.
– Вы понимаете, что я должен был бы арестовать вас и всю вашу сомнительную шайку. Времена изменились. Цепные Псы никому не нужны. Мы сами отлично справляемся с защитой русского престола.
– Понимаю.
– Я могу просить вас остановиться?
– Попробуйте…
Тихий чиновник тайного ведомства молча пожал мне безвольную руку и, не попрощавшись, вышел из комнаты.
Полно вам, снежочки, на талой земле лежа-ать, Полно вам, казаченьки, горе горевать! Полно вам, казаченьки, горе горева-ать, Будем привыкать мы к азиятской стороне-е… —раздалось буквально через минуту, и наверняка подслушивающий Матвей осторожно сунул нос в двери.
– Так что ж, мы прощены, что ли?
– Ну, по крайней мере, нам не грозят судебным преследованием.
– И то ладно, – он вновь уселся на табурет у моей кровати. – Уж больно я не люблю по судам да каторгам ходить. Скучное энто дело, хлопчик…
Я вдруг понял, что, по сути-то, знать ничего не знаю о папином денщике. А если ему верить, он и арест, и тюрьму, и каторгу прошёл. Господи Боже мой, с кем я вообще дружбу вожу, а?!
– Как он? – неожиданно раздался нежный голосок мисс Энни Челлендер.
– Живой! Всё тебя вспоминает, – совершеннейше нагло соврал папин казак, вставая со своего места. – Поди и вправду нешуточно влюблён в твою светлость, Аннушка. Ох, не я вам судья, но мне отсель уйти. Ты уж яви такую божескую милость, не дави на парня сверх меры…
Я незаметно показал Матвею из-под одеяла большой палец. Спасибо за всё. Дальше я уж как-нибудь сам…
P.S. Что же было дальше…
Государь принял мою спутницу, и после часового разговора за закрытыми дверями, в присутствии трёх высокопоставленных лиц, я был полностью оправдан. Более того, мне было высочайше предложено вступить в армию или получить чин при губернаторе Санкт-Петербурга. Оба варианта высокой чести я отклонил, ссылаясь на нездоровье…
Через месяц мы с Энни обвенчались. Дочь английского посла мисс Челлендер стала Анной Эдуардовной Строговой, маленькой, но твёрдой рукой приняв управление теперь уже моим родовым поместьем. За одну неделю она так построила всех домочадцев, включая прислугу, теперь уже в нашем особняке графа Воронцова, как я, наверное, не сумел бы и за месяц.
Старый казак Матвей остался с нами. Он уверял, что на Кубани ему делать нечего, он давно вдовец, а поскольку детишек им Господь не дал, то ему отсюда ходу нет. Просто некуда. А обзаводиться молодой женой в его-то годы считает баловством.
К зиме мы все переехали в поместье под Санкт-Петербургом. Старая нянюшка встречала меня, как родного, Матвея – как разбойника, Аннушку – с настороженностью и старческим подозрением. Вдруг как всё-таки охомутала парнишку вертихвостка английская? Ещё и рыжая к тому же! Общий язык они нашли не сразу…
Тем не менее жили мы вполне себе спокойно и дружно. А потом вдруг из столицы, от того самого безымянного чиновника тайной полиции, пришло сообщение о том, что наш государь, Александр Второй, собирается по весне на отдых, лечить зимний сплин кавказскими минеральными водами. Это был более чем прозрачный намёк, верно?
Я вспомнил своего тёзку, русского поэта Михаила Лермонтова, проверил револьвер, приказал привезти мне все последние газеты, поправил серебряный браслет на запястье правой руки и тихо, в сторонке, спросил совета у бывшего конвойца.
– Чего ж ждать, хлопчик?! Вели седлать коней, пора. Настал и наш черёд.
– Уверены?
– А то! Ежели тебе какой умник скажет, что ныне на Кавказе вечный мир, дык дай ему по зубам не глядя!
Собственно, с этого всё и началось…