Пунктир
Шрифт:
Во-первых, выпивку по его вкусу там не подавали.
Во-вторых, в баре часто завязывались драки, а кому приятно ни за что ни про что получить кружкой по голове?
В-третьих, там пытался играть блюз грешник Том по прозвищу Три Хита.
Конечно, у Тома, как у любого смертного, имелась фамилия, но Кроули поленился заглянуть в эту графу договора купли-продажи души. Полученное прозвище оказалось метким, и хотя самому Тому не нравилось, прилипло к нему намертво. Ничего не поделаешь: вызвал демона — будь готов ко всему.
Да, то был стандартный вызов для заурядной сделки: душа в обмен на способности. Ночь, перекресток,
Том покончил с собой через десять лет, когда понял, что не в силах сочинить ничего нового. После смерти очутился в «Сухой глотке», обреченный до Страшного суда исполнять свои хиты, которых за всю его жизнь набралось ровно три.
— Лучше отправиться наверх, — предложил Кроули, которого не вдохновляла перспектива вновь услышать пение Тома. — Я знаю неплохое местечко недалеко от офиса.
— Там смертные, — Хастур поморщился. — Надоели.
С этими словами он шагнул в завесу огня, полыхавшего в арке из берцовых костей и позвоночников. Огонь сохранился со времен мучилища, и демон Бегемот, бессменный хозяин и бармен «Сухой глотки», считал его стильной альтернативой двери.
Ему же принадлежала идея добавить к пыткам грешных внутренностей страдания слуха, поэтому кроме Тома Три Хита в баре обретался еще десяток подобных неудачников. Если же они по каким-то причинам музицировать не могли, их заменял механический орган, играющий гимны и псалмы задом наперед, страшно фальшивя при этом. В то же время Бегемот покровительствовал группе живых музыкантов имени себя[1], однажды даже принес их записи. Знатоки оценили.
Кроули прошел вслед за Хастуром, вытряхивая из-за ворота пиджака застрявшие язычки пламени, щекотавшие шею.
Последние пятьсот лет интерьер бара не менялся. Владелец предпочитал натуральные материалы и приглушенные тона: серые могильные плиты и заплесневелые жертвенные камни в качестве столов и стульев, стены обшиты полусгнившими гробовыми досками, светильники из болотных огней задрапированы кусками истлевших саванов. Благовоспитанные посетители пили из человеческих черепов, а потенциальным буянам сразу выдавались оловянные кружки. В характеристиках клиентов бармен никогда не ошибался.
В дальнем конце за стойкой возвышалась монументальная туша самого Бегемота — лысого, с волосатым брюхом и брыластой физиономией, но без слоновьих ушей и хобота, с которыми его изображали на старинных гравюрах. Бегемот полагал, если во времена Вейера[2] и де Планси[3] облик слона еще мог внушать страх и отвращение значительному числу смертных, то теперь
Посетителей в этот час было битком, но для герцогов мигом освободили самую чистую из могильных плит и придвинули для сидения самые удобные жертвенники.
— Особым гостям — особую выпивку, — провозгласил из-за стойки Бегемот, наполняя два желтых черепа на высоких костяных ножках. — Специально для вас, господа, коктейль «Старая Скверна»!
Словно в ответ на это представление из черепов брызнули фонтанчики зеленых и лиловых искр. Бегемот был известен своими коктейлями, которые смешивал по собственным, хранимым в глубокой тайне, рецептам, и подавал избирательно, руководствуясь причинами, известными ему одному.
— Бегемот, мне двойной, — вскинул руку Хастур.
— Тебе известно, что это? — вполголоса поинтересовался Кроули. Предлагаемый напиток был ему незнаком, а о некоторых коктейлях Бегемота ходила дурная слава.
— Нет и неважно: я хочу надраться.
Пьянки с Азирафелем являлись для Кроули источником множества приятных переживаний; от компании Хастура едва ли приходилось ожидать чего-то подобного, поэтому демон насторожился:
— Может, сначала поговорим?
— Ты мне друг?
— Нет.
— Вот и не лезь со своими советами. Я могу и говорить, и пить. Кстати, говорить втроем будем.
Жаба выползла из его рук на стол, подобрала лапы и уставилась на герцогов желтыми глазами навыкате.
— Тебе заказать что-нибудь? — спросил Хастур.
— Попроси личинок. Только пусть подадут свежих! А то знаю я местную кухню...
— Личинки — это правильно, — демон облизнулся. — Себе тоже закажу.
Демоненок-официант принес коктейли. Кроули осторожно понюхал черную дымящуюся жидкость: пахло на удивление приятно, можжевельником и тайной завистью. Хастур, не задумываясь, заглотнул свою порцию, втянул губами горсть личинок. Жаба вовсю трудилась над блюдцем с шевелящимися белесыми червями. Кроули брезгливо отвел взгляд и только теперь заметил, что маленькая эстрада, на которой обычно страдали грешные музыканты, пустует. Это было странно.
— Грета говорит, ты инкуб с опытом, — приступил к делу Хастур. — Да и я слыхал, ты по женскому полу спец. Вот и скажи: может смертная получить от демона его свойства?
— Ерунда. От демона, — Кроули приосанился, — смертная может получить удовольствие, которое никогда не испытывала ранее и, по итогам соблазнения, прямую дорогу в пекло. Ничего больше.
— Выходит, так не всегда бывает, —Хастур махнул официанту, чтобы повторил. — Потому что Роуз после аварии сделалась вылитая я! Аж прибить охота.
Принесли еще один коктейль, но демон не спешил выпивать его. Подперев щеку кулаком, он сидел, уставившись в кубок.
Тем временем на эстраде появился Том с гитарой. Разумеется, Кроули не почувствовал ни малейшей неловкости, стыдиться было совершенно нечего, при заключении сделки он действовал строго по инструкции, — и потому сел спиной к эстраде и с преувеличенным вниманием задал вопрос:
— И в чем же заключаются перемены, которые произошли с Роуз?
— Жадная она стала. Ну, деньги там, наряды, украшения — мне это раз плюнуть, но тут, владыкой клянусь, не успевал на нее вешать. Потом другую квартиру захотела, после квартиры — дом, яхту, еще одну, и «Феррари» ей уже мало...