Шрифт:
Глава 1
Это был отвратительный день.
Нет, не так.
Это было отвратительное десятилетие. Вот, так понятнее и точнее. За эти жалкие семь лет случилось столько, сколько не происходило за всю мою недолгую столетнюю жизнь.
Например, я стала совершеннолетней. Тоже минус, знаете ли. Ответственность, от которой я бегала как спринтер на марафоне, догнала и тюкнула по темечку. Папаша выдал спортивную сумку и ласково попросил выметаться из дома, так как, цитирую: «Достала уже, солнце, свети в соседнем
В этом же десятилетии он, вот уж сюрприз, умудрился жениться. Да, в третий раз. Ничего не имею против моей мачехи – мировая женщина, но, к сожалению, смертная. А это значит, ещё лет тридцать–сорок, и он опять запрется лет на «–дцать» в своём домище, не допуская никого, кроме меня и старого друга. Пояснение – друга он будет впускать, чтобы выпить. Всё равно же ничего с печенью не сделается.
Уже лет триста, как ничего не делается.
О да, эти его вечные подколы, после того как я, не иначе как в помрачении рассудка, посмотрела «Сумерки». «И давно тебе семнадцать, Санёк?»
Черт бы побрал острый оборотнический слух, который, по насмешке судьбы, мне не достался!
Точнее, не по насмешке судьбы, а по насмешке одной очень даже конкретной колдуньи, которая до последнего держала в тайне свою суть, только ради того, чтобы посмотреть на вытянувшееся лицо отца, после того, как он взял на руки не оборотницу, а маленькую колдовку.
Настолько слабую, что я и могла-то лишь самые простые ритуалы провести. Зато ехидства мне отсыпали с обеих сторон – и от мамы, и от папы.
Да уж, любовь к подколам – это семейное. Наверное, поэтому они в итоге и разбежались, оставшись хорошими друзьями. Я лет до восьмидесяти жила попеременно то у одного, то у другого, а последние два десятка лет – у отца, так как мама по обмену участвовала в какой-то программе на другом конце страны. А мне совершенно не улыбалось тащиться на Камчатку. Вот ни разу.
Поэтому я быстренько перевезла всё дорогое сердцу к папе, доведя его до икоты счастливым заявлением: «Теперь я живу здесь!»
Последнее десятилетие тяжелым было не только у меня.
А вот сегодняшний день мне совершенно не понравился. Пожалуй, он бил все рекорды отвратительности.
Начать стоит с того, что я опять навернулась обо все углы, пока в спешке собиралась на пары. Плохое зрение – привет от «необоротнической» стороны. Пока вставила линзы, трижды мысленно прокляла себя, сами линзы, их контейнер и даже зеркало. Нефиг криво висеть.
Скинув в рюкзак пару тетрадок и ноутбук – высшие силы, пусть он будет заряжен, – я помчалась к лифту. Он, как назло, не работал.
Уже вслух ругаясь, слетела вниз по лестнице и погнала к остановке. Ненавижу водить, да и вообще, быть за рулём. Наверное, опять нежное «здрастье» от нежелания брать ответственность. Её и так в моей жизни много – там не колдуй, тут будь осторожна, состав рассчитай, силой не ударь, не перелей, не отлей… Тьфу, это из другой оперы. Но всё равно туда же. Сплошные ограничения даже для меня, не особо сильной. Я даже не хочу знать, как с этим живут по-настоящему могущественные колдуны. Наверно, лет до двухсот носят ограничительные амулеты, которые не позволяют расплескать силу и навредить окружающим…
Можно было бы вызвать такси, но, так как последний проект ещё не сдан в контору, то лучше не шиковать. Папа, конечно же, дитятке поможет, помереть с голоду не даст, но при этом издеваться будет лет пятьдесят. До следующего косяка.
Автобус, как назло, пришел переполненный. Уже вылезая из него на своей остановке, я столкнулась с каким-то человеком. Увы, ничего про него сказать не могу, кроме того, что он предположительно высокий, предположительно брюнет. От столкновения я стукнулась головой об его плечо, и мои линзы вылетели. Добро пожаловать в мир тех, у кого минус семь!
Ничего не видно. Вообще.
Пока я шарила по земле в безуспешных попытках найти линзы, этот субъект как-то странно запыхтел. Протянул руки, поднял с асфальта как котенка.
Я, не особо приглядываясь к нему, буркнула своё «спасибо, смотри по сторонам» и отчалила в сторону родного храма знаний.
Сегодня три пары – и я свободна, как ветер. Заскочу в кафе, подниму себе настроение чем-нибудь вкусненьким. И пойду домой, разгуливать без линз «не комильфо», как говорит мама.
Черт, и как я буду печатать? Наощупь? Представляю, как буду потом разбирать бред из конспектов.
Ворвалась в аудиторию чуть раньше преподавателя и заняла своё законное место в третьем ряду у окна. Плюхнув на соседний стул рюкзак, обозначила то, что не хочу себе соседей.
Одногруппники уже привыкли. Мне, в целом, всё равно, что они думают про меня – в работе я всегда иду на контакт, а друзей заводить не хочу. Мне хватает парочки ребят, знакомых с детства – всё равно остальные природу колдовок принять не смогут. И так от своих отхватывала первое время, когда неожиданно исчезала со всех радаров на неделю-две.
Печатать было неудобно, благо, сегодня только лекции, можно всё писать на ноут. Слух у меня хоть и не настолько острый, как у папы, всё равно неплохой, в отличие от зрения, да.
Спустя две пары захотелось есть и тут-то началась вся фигня, которую позже я назову «неудачным днём».
В кафешке напротив института ко мне подсел какой-то мужик. Я могла только примерно угадать по фигуре, что это особь мужского пола, но ни черт лица, ни рук его разглядеть не могла, конечно же. Вроде брюнет, ха-ха.