Пушкарь. Пенталогия
Шрифт:
– Вот теперь, княгиня, надо побольше выпить пива.
Поморщившись – не женское дело пиво пить, княгиня все-таки перечить не стала и принялась мелкими глотками пить. Я попросил привести кого-нибудь из местных травников. Вошел дородный старик с окладистой седой бородой. После приветствия я поинтересовался, есть ли у него травка – марена красильная.
– А как же, – обиделся дед.
– Принеси поболее, да захвати хвощ полевой, липовый цвет, укропа и ромашку.
После того как травы были принесены, я попросил травника их заварить. Получился своего рода почечный чай.
После
– Жить пока здесь будешь, рядом с покоями княгини, князь так распорядился. Холопа твоего с лошадью уже определили, не тревожься. Скажи, что нужно.
– Чтобы вода горячая в большом количестве всегда была, теплое свежее пиво, хлебное вино.
– Да ты никак бражничать собрался, – изумился Афанасий.
– Нет, для лечения надобно.
В небольшой комнате была кровать с периной, стол и – о чудо – шкаф, причем иноземной работы – резной, покрытый лаком. Мой знакомый из прошлого, а вернее, далекого будущего – собиратель антиквариата – точно бы удавился. Я переоделся, в дверь постучали, и вошла служанка.
– Не покушаете с дороги?
– И покушаю, и напиться хочу.
В комнату внесли поднос, на котором стояли блюда с жареным мясом, вареная белорыбица, стопкой лежали лепешки и стоял кувшинчик с квасом. Хорошо подкрепившись, я пошел в баню. Двое холопов, несмотря на мои робкие возражения, сноровисто меня раздели, уложили на лавку, стали потирать золой и охаживать веником, натерли докрасна мочалом и обмыли. Воистину для русского тела баня – лучшее лекарство. Усталость как рукой сняло, смылись пыль и пот, открылись поры, тело легко дышало. Но надо поторапливаться, чай, не отдыхать позвали.
Княгиня пока не проснулась, намаялась за предыдущие дни, отсыпалась. То и хорошо, сон тоже лечит, сил наберется.
К вечеру княгиня – Елизавета Николаевна – проснулась и встала. Я уже находился в комнате, взглянув смущенно в мою сторону, сказала:
– По малой нужде сильно хочу!
– Это хорошо, но только в горшок.
Чтобы не смущать, я вышел.
Как я и думал, моча оказалась с примесью крови. Диагноз, к моему счастью, подтвердился.
Чувствовала себя княжна вполне удовлетворительно – боли прошли, беспокоила лишь легкая слабость. Я отменил постельный режим, ограничив лишь верховую езду и езду в возке, а также острые кушанья. К вечерней трапезе меня пригласили, и княгиня сидела по левую руку от князя. Выглядела она относительно неплохо, недавнюю болезнь выдавала лишь бледность лица. Зато князь был весел. Я с достоинством поклонился. Князь и княгиня ответили кивком головы. За столом сидели только ближние бояре и приближенные лица. Но и тех набиралось около тридцати. Меня усадили с торца стола, на другом конце от князя. Стол ломился от кушаний, ни в одном ресторане я не видел такого обилия вкуснотищи. Челядь, стоявшая сбоку стола, подкладывала новые блюда, взамен опустевших, виночерпий следил, чтобы бокалы и кубки были полны. После того как все слегка поели и выпили, князь, глядя через весь стол на меня, сказал:
– Благодарю тебя, лекарь Юрий, спас мою любимую жену от напасти. Верно мне сказывал боярин касимовский, теперь сам убедился, в искусстве и умении лекарском достиг ты высот. Откуда на земле рязанской появился, иначе я бы раньше о тебе услышал.
Я снова рассказал придуманную легенду об учебе в дальних странах.
– Лепо, – молвил князь.
Я поспешил добавить:
– Еще дней несколько за ней понаблюдаю, дозволь.
– Дозволяю, – благосклонно кивнул князь. – Что за работу искусную просишь?
Я пожал плечами – что я мог просить, у меня ничего не было – ни кола, ни двора, ни родных, ни лошади.
Князь хлопнул в ладони. Вошел челядин, князь прошептал ему на ухо, и тот исчез, чтобы через десяток минут появиться вновь. Его сопровождали два молодца, чего-то несших на подносах, покрытых платками. Князь громко сказал:
– Жалую лекаря шапкой серебра!
Ко мне подошли холопы, один сунул мне в руки глубокую бобровую шапку, второй с другого подноса, где оказалась груда серебряных монет, стал горстями высыпать мне в шапку. Такого я и ожидать не мог. Бояре радостно зашумели, послышались крики во здравие князя и его щедрости. Когда шапка оказалась полна, я поклонился князю и поблагодарил. Видя мое замешательство – как шапку-то держать, в ней весу – килограммов пять, холоп взял с пустого подноса платок, перевязал шапку и связал все четыре угла.
Поклонился и тихо сказал:
– Мы отнесем в твою комнату.
Я поднял кубок за князя и его жену, за его деток.
В общем, кончилось все как у боярина в Касимове. Утром я проснулся с головной болью и похмельем. Типично русская болезнь. И сколько раз я себе говорил, но не будешь же отказываться на княжеском застолье. Умывшись, зашел к Елизавете Николаевне. Женщина оправилась от болезни, еще больше похорошела. Жалоб не предъявляла. Поблагодарила меня за труды.
В коридоре подошел Афанасий – тот самый неприметный человек – и повел завтракать.
Кушали в небольшой комнате – несколько приближенных человек – княжеский ключник, конюшенный, тиун, воевода и Афанасий. Как я понял, в нашем мире его назвали бы человеком по особым поручениям. В перерывах между блюдами меня снова начали выспрашивать – кто я, откуда, где был, что видел. Пытались это делать незаметно, но я-то был из XXI века, хотя бы по телевизору видел, что такое перекрестный допрос. И то – как можно допустить к княжескому телу незнакомца – вдруг отравит или погубит каким другим способом.
В полдень меня позвали к князю. Сидел он в той же комнате, что и в первую нашу встречу. Поздоровались, на этот раз меня посадили на стул. Разговор начался о Касимове, а также касался моей стрельбы.
– Откуда огненный бой знаешь, воевода местный сказывал – зело ловко ты с пушками управляешься, выручил город.
– Когда в дальних землях был, пришлось и огненному делу научиться, и других диковин посмотреть.
– Да, мне молвили про некие диковины, что ты делал, как доски удумал из бревен делать.