Пушкин, помоги!

Художественное оформление Константина Гусарева

В оформлении переплета использована иллюстрация:

Используется по лицензии от Shutterstock.com

Иллюстрация на авантитуле:

Используется по лицензии от Shutterstock.com

Дорогие учителя!

Мы с вами искренне любим литературу. Но в жизни каждого из нас есть период, когда мы не хотим, а должны её любить. Это школьные уроки литературы. И особенно те дни, когда ученикам нужно писать сочинения.

Я тоже писал сочинения и, признаюсь, как правило неудачно. Моей лучшей оценкой была четвёрка с длинным минусом. Но, кажется, то сочинение помогла мне написать сестра. Прошли годы, и я с радостью вспоминаю все прочитанные в школе книги. И с недоумением – написанные сочинения.

Я хочу спросить вас, зачем ученики их вообще пишут? Как вы себе это объясняете? Я спрашиваю не об образовательных стандартах. Скорее всего, в стандарте написано что-то вроде «сочинения развивают способности к анализу прочитанного материала, формируют у учащегося…». И ещё какие-нибудь слова. Но я сейчас не об этом. Я спрашиваю о вашем личном мнении – зачем писать сочинения?

На мой взгляд, если мы хотим научить мыслить текстом, то для этого выбран неудачный и устаревший формат. Я рискну предложить вам несколько других форм.

Начну, конечно, с Пушкина и «Евгения Онегина». Ведь по нему обязательно пишется сочинение. А ещё мальчики учат письмо Евгения, а девочки – Татьяны. Это письма двух людей, один из которых признаётся в любви, а другой её отвергает. Ваши ученики вырастут и, вполне возможно, сами окажутся в такой ситуации. Я бы предложил к нему подготовиться, к этому периоду «разбитых сердец».

Во-первых, ученики вряд ли будут писать бумажные письма. Вы сами давно их писали? Сегодня Евгений и Татьяна открыли бы мессенджер и написали бы друг другу: «Привет))». Итак, откройте сами любой мессенджер, создайте группу и добавьте туда учеников. И попросите их начать общение. Пусть в этой переписке они расскажут друг другу то, как поняли отношения главных героев. Текстом или даже голосовыми сообщениями. Да-да, сегодня Татьяна, скорее, записала бы Евгению большое «голосовое». А он, наверное, ответил бы ей: «Мне ваша искренность мила». И поставил бы точку в конце сообщения, заставив из-за неё плакать Татьяну всю ночь. Так вы увидите, как на самом деле говорят и пишут подростки. Ведь с пушкинских времён люди не стали иначе чувствовать, но стали пользоваться иной пунктуацией. Вы увидите, как в письменную речь добавились многочисленные эмодзи, каомодзи, гифки и «голосовухи». Это всё теперь тоже текст.

Поверьте, это будет очень полезная переписка. Школа учит писать сочинения о чужой любви, но совсем не учит говорить о своей. Пригодится ли ученикам умение писать сочинения о любви Евгения и Татьяны? Не уверен. А вот умение объясняться в своей собственной любви – да.

Когда я учился в школе, то нам обязательно нужно было выходить к доске и «с выражением» читать стихотворение. Так я, закатывая глаза, читал: «Белая берёза под моим окном…» Пригодилась ли мне способность закатывать глаза? Только в тех случаях, когда я слышу, что снова – как в пушкинские времена – предлагают отказаться от иностранных слов в русском языке. Я был бы рад, если бы меня учили не выразительно читать чужой текст, а выступать перед публикой с собственным рассказом. А что, если не писать сочинения на бумаге, а рассказывать их? Конечно, школа не курсы стендапа. Но школа почему-то отрывает устную речь от письменной. В то время как оба они – родители языка.

И третье моё предложение – это умение вести дневник. В эпоху социальных сетей очень сложно не делиться текстами и не хвастаться фотографиями. Поэтому школа может научить вести публичный дневник – представлять себя другим через тексты в социальных сетях.

В конце я бы хотел вас, дорогие учителя, кое о чём попросить. Несколько лет назад в московской «Новой школе» я был участником круглого стола, который назывался «Школьная программа по литературе: священный список или репрессивная машина?». Разрешите повторить слова, сказанные тогда:

«Ученик – это маленький человек, которому вы ставите оценки. Поэтому, наверное, в 9-м классе у меня был домашний скандал, когда родителей вызвали в школу из-за моего сочинения по “Преступлению и наказанию”, где я написал, что Раскольников правильно сделал то, что он сделал. Тогда вызвали родителей, сказали: “Вы понимаете, что у вас растёт?” Я помню, как я переписывал это сочинение по-настоящему, нужно было вернуть Раскольникова к правильному выводу, убрать Ницше, убрать Набокова. Я переписал, как потребовали».

Возможно, вам встретятся такие же плохие ученики, как и я. Так вот, я прошу вас, будьте к ним добры. Ученик не может поставить вам оценку. Даже если он прав, а вы нет, то ученик как библейский Иов не сможет доказать свою правоту. Прощайте ученикам их ошибки, даже самые ужасные – граматические. Да, в последнем слове должно быть две буквы «м». Но я специально не буду это исправлять. Возьмите красную ручку и исправьте сами. Вы можете испещрить эту книгу правками, подчёркиваниями, даже вызвать родителей. Лучше накажите меня, чем ученика.

Я предлагаю прочесть вам свои сочинения на тему классиков. Всех тех, кто заставлял меня проливать слёзы над своими текстами. Сначала над книгой, а затем – над сочинением по книге. Годы спустя я возвращаюсь к этой литературе, чтобы снова плакать. Но теперь – от радости.

Сегодня я словно снова иду на урок. Ура, литература!

Раньше в школе ленивым ученикам говорили: «Кто за тебя это сделает? Пушкин?» Почему-то не спрашивали: «Гоголь?» Или: «Достоевский?» Сами подумайте, что за нас может сделать Достоевский.

Пушкин остаётся человеком, который продолжает за нас работать. Когда я пишу этот текст, мне уже больше лет, чем Пушкин прожил. За тридцать семь лет он успел стать главным человеком в русской культуре, создать корпус текстов, которыми мы пользуемся до сих пор. Успел получить вызов на тридцать дуэлей и сходить на пять из них. Пятая, как вы знаете, оказалась последней.