Пушкин в жизни: Систематический свод подлинных свидетельств современников

Вересаев Викентий Викентьевич

(1 янв. 1814 г.) При малом прилежании оказывает очень хорошие успехи, и сие должно приписать одним только прекрасным его дарованиям. В поведении резв; но менее противу прежнего.

И. К. Кайданов. Из «Ведомости о дарованиях, прилежании и успехах воспитанников по части географии, всеобщей и российской истории». – В. П. Гаевский. Дельвиг. – Современник, 1853, № 2, с. 67.

У одного из царскосельских жителей,

графа В. В. Толстого, был домашний театр, на котором играла труппа, составленная из крепостных людей. Лицеисты посещали его спектакли, на которых, вместе с другими посетителями, засматривались на первую любовницу доморощенной труппы, Наталью, которая, однако ж, была плохою актрисою. К ней Пушкин написал в 1814 г. послания К Наталье и К молодой актрисе.

В. П. Гаевский. Пушкин в лицее. – Современник, 1863, № 7, с. 139.

Ma taille `a celle des plus longs,Las! n’est point 'egal'ee;J’ai le teint frais, les cheveux blondsEt la tete boucl`ee.

(Мой стан со станом высоких, увы, не может равняться: у меня свежий цвет лица, белокурые волосы и курчавая голова.)

Пушкин. Mon portrait, 1814.

В молодости Пушкина волоса его были почти светло-русы.

П. А. Корсаков (брат лицейского товарища Пушкина). В примечании к стих. «Mon portrait». – Маяк, 1840, ч. III, с. 24. Цит. по: А. С. Пушкин. Полн. собр. соч. СПб.: Изд. Брокгауза—Ефрона, т. I, с. 169.

Брат Пушкина, Лев Сергеевич, по словам его племянника Л. Н. Павлищева, утверждал, что тут заключается неверность и что его старший брат всегда был темноволосым; что будто бы однажды младший Пушкин указал брату на эту несообразность, и поэт отвечал, что употребил выражение «cheveux blonds» только ради рифмы с «plus longs». Л. Н. Павлищев в последнее время, по крайней мере, судя по его письму ко мне от 8 февр. 1899 г., утверждает, что «волосы А. С. Пушкина в детстве были белокурые».

Д. Н. Анучин. Антропол. эскиз, с. 33.

Вопреки составившемуся как-то преданию, Пушкин в детстве никогда не был белокурым, а еще при поступлении в лицей имел темнорусые волосы.

Гр. М. А. Корф. Записка. – Я. К. Грот, с. 246.

Нельзя не вспомнить сцены, когда Пушкин читал нам своих «Пирующих студентов». Он был в лазарете и пригласил нас прослушать эту пьесу. После вечернего чая мы пошли к нему гурьбой с гувернером Чириковым. Началось чтение:

Друзья! Досужный час настал,Все тихо, все в покое…

и проч.

Внимание общее, тишина глубокая по временам только прерывается восклицаниями. Кюхельбекер просил не мешать, он был весь тут, в полном упоении. Доходит дело до последней строфы. Мы слышим:

Писатель! За свои грехиТы с виду всех

трезвее:Вильгельм, прочти свои стихи,Чтоб мне заснуть скорее!

При этом возгласе публика забывает поэта, стихи его, бросается на бедного метромана, который, растаявшись под влиянием поэзии Пушкина, приходит в совершенное одурение от неожиданной эпиграммы и нашего дикого натиска. Добрая душа был этот Кюхельбекер! Опомнившись, просит он Пушкина еще раз прочесть, потому что и тогда уже плохо слышал одним ухом, испорченным золотухой.

И. И. Пущин. Записки. – Л. Н. Майков, с. 62.

Пушкин был свидетелем патриотического восторга при возвращении победителей, выразившегося в торжественных встречах, стихах и праздниках. На одном из таких торжеств, происходивших в Павловске 27 июля 1814 года, в числе зрителей были и лицеисты... Пушкина особенно занимали устроенные между дворцом и «розовым павильоном» триумфальные ворота, на которых, как будто в насмешку над их малым размером, были написаны два стиха Буниной:

Тебя, текуща ныне с бою,Врата победны не вместят!

Пушкин по этому поводу набросал пером рисунок, изображавший замешательство, происходившее будто бы у «победных врат»: лица, составлявшие шествие, видят, приближаясь к воротам, что они действительно «не вместят» государя, который при этом еще пополнел в Париже, и некоторые из свиты бросаются рубить их. Остроумный рисунок, представлявший несколько портретов, скоро распространился и был подарен Пушкиным К. А. Карамзиной. Автора невинной шутки долго искали, но, разумеется, не нашли.

В. П. Гаевский. Пушкин в лицее. – Современник, 1863, № 8, с. 366–367.

Я, Малиновский и Пушкин затеяли выпить гогель-могелю. Я достал бутылку рому, добыли яиц, натолкли сахару, и началась работа у кипящего самовара. Разумеется, кроме нас, были и другие участники в этой вечерней пирушке, но они остались за кулисами по делу, а в сущности один из них, именно Тырков, в котором чересчур подействовал ром, был причиной, по которой дежурный гувернер заметил какое-то необыкновенное оживление, шумливость, беготню. Сказал инспектору. Тот, после ужина, всмотрелся в молодую свою команду и увидел что-то взвинченное. Тут же начались спросы, розыски. Мы трое явились и объявили, что это наше дело и что мы одни виноваты.

И. И. Пущин. Записки. – Л. Н. Майков, с. 57.

5 сентября (1814 г.) воспитанники Малиновский, Пущин и Пушкин уговорили одного из служителей принести им в их камеры горячей воды, мелкого сахару, сырых яиц и рому; и когда было все оное принесено, то отлучились без позволения дежурных гувернеров из залы в свои камеры, где из резвости и детского любопытства составляли напиток под названием: гогель-могель, который уже начинали пробовать. Как в самое то же время узнали, что я возвратился и пришел в зал, где они уже находились; но я, немедленно узнав об их поступке, исследовал подробно и, найдя их виновными, наказал в течение двух дней во время молитв стоянием на коленях.