Пушкин в жизни: Систематический свод подлинных свидетельств современников
Шрифт:
С. (С. М. Сухотин). Из воспоминаний молодости. – Рус. Арх., 1864, с. 981. Ср.: Рус. Арх., 1894, т. III, с. 71.
Петергофский праздник удался как нельзя лучше. Александр был на празднике с Наташей. Наташа была, говорят, очаровательна, чему я вполне верю: после ее последних родов красота ее в полном блеске.
Н. О. Пушкина – О. С. Павлищевой, 3 июля 1835 г. – Л. Н. Павлищев. Воспоминания, с. 391.
Т. Н. Грановский, познакомившийся с Пушкиным у Плетнева, раз шел с ним пешком с дачи в Петербург. Они говорили, и этот разговор Грановский причисляет к приятнейшим в своей жизни. Говоря о Булгарине, Пушкин сказал, что напрасно его слишком
П. И. Бартенев. Рассказы о Пушкине, с. 31.
О знакомстве с Пушкиным А. С. Данилевский (близкий друг Гоголя) припоминал следующее. Однажды летом отправились они с Гоголем в Лесной на дачу к Плетневу, у которого довольно часто бывали запросто. Через несколько времени, почти следом за ними, явились Пушкин с Соболевским. Они пришли почему-то пешком с зонтиками на плечах. Вскоре к Плетневу приехала еще вдова Н. М. Карамзина, и Пушкин затеял с нею спор. Карамзина выразилась о ком-то: «Она в интересном положении». Пушкин стал горячо возражать против этого выражения, утверждая с жаром, что его напрасно употребляют вместо коренного, чисто русского выражения «она брюхата», что последнее выражение совершенно прилично, а напротив, неприлично говорить «она в интересном положении». – После обеда был любопытный разговор. Плетнев сказал, что Пушкина надо рассердить, и тогда только он будет настоящим Пушкиным, и стал ему противоречить. Впечатление, произведенное на Данилевского Пушкиным, было то, что он и в обыкновенном разговоре являлся замечательным человеком, каждое слово его было веско и носило печать гениальности; в нем не было ни малейшей натянутости или жеманства; но особенно поражал его долго не выходивший из памяти совершенно детский, задушевный смех. Он бывал с женой у Плетнева.
В. И. Шенрок. Материалы для биограф. Гоголя. М., 1892, т. I, с. 362.
У Пушкина был дальний родственник, некто Оболенский, человек без правил, но не без ума. Он постоянно вел игру. Раз Пушкин в Петербурге (жил тогда на Черной речке; дочери его Марье тогда было не более 2 лет) не имел вовсе денег; он пешком пришел к Оболенскому просить взаймы. Он застал его за игрою в банк. Оболенский предлагал ему играть. Не имея денег, Пушкин отказывается, но принимает вызов Оболенского играть пополам. По окончании игры Оболенский остался в выигрыше большом и по уходе проигравшего, отсчитывая Пушкину следующую ему часть, сказал: «Каково! Ты не заметил, ведь я играл наверное!» Как ни нужны были Пушкину деньги, но, услышав это, он, как сам выразился, до того пришел вне себя, что едва дошел до двери и поспешил домой.
П. В. Нащокин по записи П. И. Бартенева. – П. И. Бартенев. Рассказы о Пушкине, с. 46.
Император, удостоив взять меня на свою службу, сделал милость определить мне жалование в 5000 руб. Эта сумма огромна, но тем не менее не хватает мне для проживания в Петербурге, где я принужден тратить 25 000 р. и иметь возможность жить, чтоб заплатить свои долги, устроить свои семейные дела, и, наконец, получить свободу отдаться без забот моим работам и занятиям. За четыре года как я женат, я сделал долгов на 60 000 рублей.
Пушкин в черновиках писем своих к гр. А. Х. Бенкендорфу, в сер. июля 1835 г. (фр.)
Единственные способы, которыми я мог бы упорядочить мои дела, были – либо уехать в деревню, либо получить взаймы сразу большую сумму денег… Благодарность для меня не является чувством тягостным, и моя преданность персоне государя не затемнена никакими задними мыслями стыда или угрызений, но я не могу скрывать от себя, что я не имею решительно никакого права на благодеяния его величества и что мне невозможно чего-нибудь просить.
Пушкин – гр. А. Х. Бенкендорфу, 22 июля 1835 г. (фр.).
(По просьбе Пушкина, ему было выдано взаймы из казны тридцать тысяч рублей, на погашение которых должно было удерживаться получаемое им жалование.)
В августе, по возвращении гвардии из лагеря, на Черной речке, на водах, давались еженедельные балы, куда собирался le monde e'le'gant [182]
182
Изысканное общество (фр.). – Ред.
183
Молодому конюху (фр.). – Ред.
С. (С. М. Сухотин). Из воспоминаний молодости. – Рус. Арх., 1864, с. 982 [184] .
(В двадцатых числах августа.) Мы поехали к Александру и встретили его на подъезде с кипой бумаг под мышкой. Он обрадовался, воротился со мной, представил своим женам: теперь у него целых три, как тебе известно. Его свояченицы красивы, но они – ничто в сравнении с Натали, которую я нашла очень похорошевшей: у ней теперь красивый цвет лица, и она немного пополнела, – единственное, что ей недоставало.
184
С. М. Сухотин в июле 1833 г. приехал в Петербург с родителями для определения старшего брата в школу гвардейских подпрапорщиков; в конце лета, по его словам, он возвратился в Москву и переехал в Петербург через два года, в 1835 г., для поступления в ту же школу гвардейских подпрапорщиков. Все свои встречи с Пушкиным (в купальне, на петергофском гуляньи, – см. выше, – и на балу на минеральных водах) Сухотин относит к 1833 г. Но в то время Дантес еще не приехал в Россию; в 1833 г. Пушкин жил на углу Б. Морской и Гороховой, – ходить купаться к Летнему саду было бы ему далеко. В 1835 же году он жил около Прачешного моста, – до Летнего сада два шага. Все эти соображения приводят нас к заключению, что описанные встречи происходили в 1835 г.
О. С. Павлищева – Н. И. Павлищеву, 12 сент. 1835 г. – Пушкин и его совр-ки, вып. XVII–XVIII, с. 168 (фр.).
Вчера Александр со своей женой посетил меня. Они уже больше не едут в нижегородскую деревню, как располагал Monsieur, потому что Madame не хочет об этом и слышать. Он удовольствуется тем, что поедет на несколько дней в Тригорское, а она не тронется из Петербурга.
О. С. Павлищева – Н. И. Павлищеву, 31 авг. 1835 г., из Павловска. – Там же, с. 162 (фр.).
Александр уехал в Тригорское и хочет там пробыть три месяца.
О. С. Павлищева – Н. И. Павлищеву, 12 сент. 1835 г. – Там же, с. 164.
Писать стихи любил он преимущественно осенью. Тогда он до такой степени чувствовал себя расположенным к этому занятию, что и из Петербурга в половине сентября нарочно уезжал в деревню, где оставался до половины декабря. Редко не успевал он тогда оканчивать всего, что у него заготовлено было в течение года. Теплую и сухую осень называл он негодною, потому что не имел твердости отказываться от лишней рассеянности. Туманов, сереньких тучек, продолжительных дождей ждал он, как своего вдохновения. Странно, что приближение весны, сияние солнца всегда наводили на него тоску. Он это изъяснял расположением своим к чахотке.