Пушкин в жизни
Шрифт:
Через несколько месяцев Краевский приносит Пушкину корректуру "Современника".
– - "Некогда, некогда, -- говорит Пушкин, -- надобно ехать в публичное заседание Академии. Хотите? поедем вместе: посмотрите, как президент и вице-президент будут торчать на моей эпиграмме".
П. И. БАРТЕНЕВ со слов А. А. КРАЕВСКОГО. Рус Арх., 1892, II, 480.
В одно из своих посещений Краевский застал Пушкина, именно 28 декабря 1836 г., только что получившим пригласительный билет на годичный акт Академии Наук.
– - Зачем они меня зовут туда? Что я там будут делать?
– - говорил Пушкин.
– - Ну, да поедемте вместе, завтра.
– - У меня нет билета.
– -
29 декабря Краевский пришел. Подали двухместную, четвернею на вынос, с форейтором, запряженную карету, и А. С. Пушкин с А. А. Краевским отправились в Академию Наук.
Перед этим только что вышел четвертый том "Современника", с "Капитанскою дочкою". В передней комнате Академии, пред залом, Пушкина встретил Греч -- с поклоном чуть не в ноги:
– - Батюшка, Александр Сергеевич, исполать вам! Что за прелесть вы подарили нам!
– - говорил с обычными ужимками Греч.
– - Ваша "Капитанская дочка" чудо как хороша! Только зачем это вы, батюшка, дворовую девку свели в этой повести с гувернером... Ведь книгу-то наши дочери будут читать!..
– - Давайте, давайте им читать!
– - говорил в ответ, улыбаясь, Пушкин.
Вошли. За столом на председательском месте, вместо заболевшего Уварова, сидел князь М. А. Дундуков-Корсаков, лучезарный, в ленте, звездах, румяный, и весело, приветливо поглядывал на своих соседей-академиков и на публику. Непременный секретарь Академии Фукс (Фусс) читал отчет.
– - Ведь вот сидит довольный и веселый, -- шепнул Пушкин Краевскому, мотнув головой по направлению к Дундукову, -- а ведь сидит-то на моей эпиграмме! Ничего, не больно, не вертится!
Давно была известна эпиграмма Пушкина:
В Академии Наук
заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь;
Отчего ж он заседает?
Оттого, что ....есть.
Но Пушкин постоянно уверял, что она принадлежит Соболевскому. На этот раз он проговорился Краевскому потому, что незадолго пред тем сам же нечаянно показал ему автограф свой с этой именно эпиграммою. М. И. СЕМЕВСКИЙ со слов А. А. КРАЕВСКОГО. Рус. Стар., 1880, т. 29, стр. 220.
Пушкин жалел об эпиграмме: "В Академии Наук", когда лично узнал Дундука.
С. А. СОБОЛЕВСКИЙ -- М. Н. ЛОНГИНОВУ, 1855 г. П-н и его совр-ки, XXXI -XXXI 1, 39.
Вы застали меня врасплох, без гроша денег. Виноват, -- сейчас еду по моим должникам собирать недоимки, и коли удастся, явлюся к вам... Экая беда!
ПУШКИН -- Н. Н. КАРАДЫГИНУ, конец 1836 -- нач. 1837 г.
На святках был бал у португальского, если память не изменяет, посланника, большого охотника. Во время танцев я зашел в кабинет, все стены которого были увешаны рогами различных животных, убитых ярым охотником, и, желая отдохнуть, стал перелистывать какой-то кипсэк. Вошел Пушкин. "Вы зачем здесь? Кавалергарду, да еще не женатому, здесь не место. Вы видите, -- он указал на рога, -- эта комната для женатых, для мужей, для нашего брата".
– "Полноте, Пушкин, вы и на бал притащили свою желчь; вот уж ей здесь не место"... Вслед за этим он начал бранить всех и вся, между прочим Дантеса, и так как Дантес был кавалергардом, то и кавалергардов. Не желая ввязываться в историю, я вышел из кабинета и, стоя в дверях танцовальной залы, увидел, что Дантес танцует с Натали. Со слов А. В. ТРУБЕЦКОГО в 1887 г. Рассказ об отношениях Пушкина к Дантесу.
Отд. брошюра, перепеч. у Щеголева, стр. 405.
С княгинею он был откровеннее, чем с князем. Он прибегал к ней и рассказывал
П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн-ни В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ. Рус. Арх., 1888, II, 310.
(В начале 1837 г.). Войдя в переднюю квартиры Петра Александровича (Плетнева), я столкнулся с человеком среднего роста, который, уже надев шинель и шляпу и прощаясь с хозяином, звучным голосом воскликнул: "да! да! Хороши наши министры! Нечего сказать" -- засмеялся и вышел. Я успел только разглядеть его белые зубы и живые, быстрые глаза. Каково же было мое горе, когда я узнал потом, что этот человек был Пушкин!
И. С. ТУРГЕНЕВ. Литературный вечер у П. А. Плетнева.
От 15 дек. 1836 г. по 3 янв. 1837 г. Дантес был болен. В. В. НИКОЛЬСКИЙ (по данным архива Кавалергардского полка). В. Никольский.
Идеалы Пушкина. 4 изд., стр. 129..
Выздоровевшего г. поручика барона де-Геккерена числить налицо, которого по случаю женитьбы его не наряжать ни в какую должность до 18 янв., т. е. в продолжение 15 дней.
ПРИКАЗ ПО ПОЛКУ, 3 января 1837 г. С. Панчулидзев, 80.
С месяц тому, Пушкин разговаривал со мною о русской истории; его светлые объяснения древней Песни о полку Игореве, если не сохранились в бумагах, невозвратимая потеря для науки: вообще в последние годы жизни своей, с тех пор, как он вознамерился описать царствование и деяние Великого Петра, в нем развернулась сильная любовь к историческим знаниям и исследованиям отечественной истории. Зная его, как знаменитого поэта, нельзя не жалеть, что вероятно лишились в нем и будущего историка.
М. А. КОРКУНОВ. Письмо к издателю Моск. Ведом. С.-Петербург, 4-го февраля
1837 г. П-н и его совр-ки, VIII, 82.
В начале января 1837 г. баронесса Е. Н. Вревская приехала в Петербург с мужем. Пушкин, лишь только узнал о приезде друга своей молодости, поспешил к ней явиться. С этого времени он бывал у них почти ежедневно и долго и откровенно говорил с баронессой о всех своих делах. Все это время он был в очень возбужденном и раздражительном состоянии. Он изнемогал под бременем клевет, не оставлявших в покое его семейной жизни; к тому же прибавилась крайняя запутанность материальных средств. Между тем жена его, не предвидя последствий, передавала мужу все, что доводилось ей слышать во время ее беспрестанных выездов в свет. Все это подливало масло в огонь. Пушкин видел во всем вздоре, до него доходившем, посягновение на его честь, на свое имя, на святость своего семейного очага, и, давимый ревностью, мучимый фальшивостью положения в той сфере, куда бы ему не следовало стремиться, видимо, искал смерти.
М. И. СЕМЕВСКИЙ со слов бар. Ев. Н. Вревской. Рус. Вестн.,1869, № 11, 90.
4 января 1837 г. вышел первый нумер "Литературных прибавлений к Русскому Инвалиду" под редакцией А. А. Краевского. Новому литературному органу, на зубок, Пушкин дал свое стихотворение "Аквилон". Когда Краевский, по выпуске первого нумера своей газеты, представил его Уварову, своему начальнику, -- тот принял его крайне сухо, и по выходе из кабинета Краевского сказал бывшему при этом кн. М. А. Дундукову-Корсакову: