Пусть вспыхнет пламя
Шрифт:
Угрюмая серая масса тянулась в сторону выходов, чтобы покинуть территорию цеха. Одинаковые с виду, рабочие мало чем отличались и внутри. Тони влился в эту толпу, следуя по дорожке к пункту досмотра. Процедура была простой – рабочий проходит через детектор. Первый этап безопасности – выносить ничего не разрешается, хотя единственное, что было на территории цеха, – это мусор. Тони прошёл через металлодетектор, и лампа сделалась зелёной. Всё чисто, хотя он знал пару способов, как пронести через детектор вещи даже внушительного размера. Второй этап – зачисление баллов за рабочий день. Баллы начислялись с учётом сотни параметров, особенности которых постоянно совершенствовались с помощью нейросетей. Среди таких параметров были математические – количество заходов, вес переработанных отходов, время, проведённое на участке; физические – усталость, настрой, состояние здоровья; а также субъективные – рекомендации бригадиров, менеджеров и начальников участков. На основании калькуляции и сложных вычислений алгоритм позволял заработать за день от трёх десятых до одного балла. Тони приложил запястье, куда был вшит микрочип, к считывателю. На экране высветились цифры: «0,96». Рейтинг на его лбу тут же сменился на «36». Третий этап – самый сложный. Нужно было пройти по коридору к выходу из здания. Коридор этот был полон рабочих – они собирались вместе, чтобы покурить, обсудить день прошедший и посплетничать. Эта дистанция, длиной в сто метров, каждый раз казалась Тони непреодолимым марафоном. Он двинулся вперёд, начиная свой забег. По обеим сторонам коридора стояли работяги – сотни дымящих ртов, беспрерывно болтающих о какой-то ерунде. Он старался смотреть в пол, чтобы не встретиться взглядом со знакомым или соседом. На лбах мелькали рейтинги – «сорок шесть», «пятьдесят один», «семьдесят» … Его скромные цифры – тридцать шесть баллов – были чуть ли не самыми низкими среди всех, кого ему довелось сегодня встретить. В этот раз всё прошло гладко – ни соседей, ни знакомых ему на пути не попалось, чему он был несказанно рад. Сэкономленные полчаса времени грели душу. Тони покинул здание, вырвавшись на свободу.
Служебные автомобили развозили домой руководящий состав – менеджеров, директоров и бухгалтеров. Чёрные отполированные машины одна за другой отъезжали от служебного входа, успевая подхватывать выходящих лиц: говорящих по телефону боссов, несущих тяжёлые сумки счетоводов, доделывающих на ходу работу управленцев. Прочие сотрудники, в основной массе рабочие, медленно тянулись вдоль по улице. Лица их были грубыми, движения топорными, а глаза померкшими. Всё, чего они желали, – это побыстрее оттарабанить свою смену и вернуться в затхлую конуру, чтобы посмотреть очередной выпуск шестьдесят третьего сезона развлекательного шоу «Битва талантов», а затем провалиться в сон. Так было день за днём. Так будет всегда.
Тони двигался в сторону остановки, где его, как и других мусорщиков, живущих в северных районах, подбирала электричка. Улица была грязной – жёлтая пыль с неба покрывала всё вокруг. Обрывки газет, банки и пакеты кружили, вздымаемые редкими порывами тёплого ветерка. По обе стороны дороги шёл бетонный забор, прикрываемый сверху колючей проволокой, утыканный через каждые три метра камерами видеонаблюдения. Этот забор надёжно ограждал городскую часть от территории свалки, как будто там было что воровать. На заборе, высотой в шесть метров, виднелись плакаты – призывы увеличивать часы смен, реклама всевозможных телевизионных шоу, рекомендации воздерживаться от незаконного алкоголя и секса ради удовольствия. Плакаты эти обновлялись каждую неделю: потрёпанные и выцветшие сдирались, а на их место вешали новые – яркие и красочные, изображающие счастливые лица людей с высоким рейтингом, которые расплывались в неестественно белых улыбках, обнимались и выглядели счастливыми.
Железнодорожная станция кишела рабочими. Они выстраивались в продолжительные очереди. Первая, состоящая из людей с рейтингом выше семидесяти, была небольшой, возможно человек в тридцать. Вторая – из тех, кто не был обладателем столь высоких показателей, растянулась на добрую сотню метров. Тони встал в конец второй очереди. «Вся жизнь – это сплошная очередь куда-то», как пел Бобби Трогвальд, и за эту песню лишился всех титулов, а затем и вовсе пропал с эстрады. Хороший был певец. Очередь на электричку, очередь на работу, очередь с работы, очередь в магазин, очередь в бар, очередь за путёвкой, очередь на концерт. Десятки и десятки часов жизни утопали в бесконечных очередях. «Современная продуктивность», о которой так галдели на каждом шагу. Электрички только и успевали прибывать к перрону. Люди заходили в вагоны, и бесшумные серебряные машины с дикой скоростью устремлялись вдаль.
Тони забрался в вагон, прождав чуть больше часа. Он уселся на свободное место в хвосте электрички. Стояла духота. Окон здесь не было – электричка шла с юга на север через несколько районов, доступ к которым для рабочих был строго ограничен. Таким образом, рабочие из района А-17, где жил Тони, перевозились в район Б-3, где находилась свалка, так и не видя своего маршрута. Окна заменяли экраны, на которых мелькали красочные шоу – танцы, песни, конкурсы, спортивные мероприятия. Светили яркие огни, и звучала громкая музыка, перемешанная с искренним смехом и бурлящими овациями. С экранов блистали звёзды эстрады или спорта, молодые конкурсанты и участники реалити-шоу. Рабочие с запоем всматривались в экраны, фокусируясь на любимых программах, с увлечением обсуждая новый костюм героя или то, как новичок выступил на своей первой игре в бейсбол. Тони оглядел вагон – старенький, обшарпанный, набитый людьми, как будто консервная банка. Плечи его касались плечей других рабочих, которые сидели по обе от него стороны. Он чувствовал дыхание человека напротив, который с головой погрузился в спортивную передачу. Ощущал вибрацию от постукивания ногой второго соседа, тарабанящего в такт с играющей музыкой. Поезд бесшумно нёсся, минуя районы один за другим. Остановки менялись каждые несколько минут – район А-22, район А-21, район А-20. После каждой остановки рабочих в вагоне становилось всё меньше.
На остановке «А-20» в вагон вошёл опрятный мужчина в солидном тёмном костюме с синим галстуком. Он был высок, лет сорока пяти, гладко выбрит и коротко подстрижен. В руках мужчина держал серебристый дипломат, а пахло от него чем-то приятным, далеко не обычным для здешних зловонных мест. Он сразу обратил на себя внимание рабочих – все как один уставились на него с любопытством, которое граничило с недоверием или даже страхом. Не каждый день в Тридцать Втором можно было встретить представителей иных классов, а мужчина этот, без сомнения, был именно таким представителем. На лбу у него красовались цифры с приятной голубой подсветкой – «99». Редчайший и даже почти невозможный случай! Единственным человеком с подобным рейтингом, которого знал Тони, был директор цеха, где он работал. И директору этому понадобилось целых сорок пять лет идеальной трудовой деятельности, чтобы добиться подобного результата. Тони, как и прочие, впился в этого странного попутчика жадным дикарским взглядом, затем поймал себя на мысли о том, что ведёт себя глупо, и отвернулся. Мужчина в костюме как бы свысока оглядел вагон и неспешно двинулся на одно из свободных мест. Он уселся напротив Тони, поставив дипломат себе на колени. Непоколебимый, как будто вылитый из бронзы, он уставился перед собой, и взгляд его встретился со взглядом Тони. Этот суровый и умный взор, уверенный и пронизывающий до глубины души… Взгляд его не был похож на то, как смотрят друг на друга люди из окружения Тони – обессиленные и агрессивные, готовые взорваться в любой момент. Непоколебимый взгляд, как будто кричащий что-то, как будто лишний раз доказывающий, что знаний и власти в этой голове в сотни раз больше всех тех знаний, что собраны в головах людей в этом грязном поезде. Тони поглядывал на магические цифры на лбу у незнакомца, и его подмывало заговорить с ним. Девяносто девять. Максимум из возможного. Он так и хотел завести какой-то диалог, спросить что-то или же рассказать какую-нибудь историю, хотя бы как-то прикоснуться к миру этого человека, хотя бы на секунду почувствовать себя его частью. Но как только он набрался решимости сделать это, прозвучал сигнал, знаменующий о прибытии к следующей остановке – А-17. Тони подскочил на ноги, бросил на мужчину в костюме последний взор и покинул вагон. Напоследок на лице мужчины нарисовалась лёгкая, едва заметная улыбка, и Тони показалось, что незнакомец как будто знал все те мысли, что пронеслись в его голове. Двери за его спиной закрылись, и поезд пулей устремился дальше, всколыхнув с перрона жёлтую пыль. Тони проводил его взглядом, и ему почему-то сделалось грустно. Он как будто совершил глоток свежего воздуха в спёртой атмосфере комнаты, но это был один единственный глоток, от которого впоследствии стало только хуже. Тони почувствовал на мгновение какое-то волнение, какой-то задор, азарт. Человек в костюме с наивысшим рейтингом. Кто он такой? Что он забыл в этой дыре? Даже префекты в районах не имели столь высокие цифры, а они фактически осуществляли власть в Тридцать Втором. Вздохнув и ещё раз глянув вслед уходящему поезду, Тони двинулся по привычному маршруту. Он спустился по лестнице, которая вела с платформы вниз, к жилым массивам. На выходе красовался привычный жёлтый знак с чёрной надписью: «Вы входите на территорию района А-17! Комендантский час начинается в 23:00». Комендантский час был введён во всех двадцати девяти жилых районах города двадцать лет назад и по сей день оставался в силе ввиду закона «Габриэля-Мартина». Произошло это после того, как рабочие мусорной фабрики по переработке бытовых отходов подняли бунт и попытались перебраться через Стену, ограждающую город от иного мира. Возглавил восстание некий Рорк – простой работник погрузчика из Б-3. Закончилось всё кровавой бойней, в которой погибли двести девять рабочих и тринадцать полицейских. С тех пор в Тридцать Втором на пять жителей приходился один полицейский, а наказания даже за самые незначительные проступки стали куда более жестокими, чем в прочих городах. Историю с бунтом было не принято обсуждать, детали со временем стали забываться (не без участия властей), но самые отчаянные с трепетом вспоминали рассказы своих старших товарищей о тех героических временах.
Тони ступил на бульвар, который носил название некогда великого учёного Розенберга, сделавшего несколько значимых открытий в области нейросетей. Бульвар был узок, сугубо для перемещения пешеходов, вымощен аккуратной брусчаткой. Автомобильная магистраль шла несколькими ярусами выше – между железнодорожным монорельсом и самим бульваром. По обеим сторонам виднелись витрины магазинов, где продавали еду, одежду, лекарства, какие-то аксессуары и прочие товары повседневного потребления. Каждый магазин имел ограничения по рейтингу – те, на которых были таблички с надписями «70+», выглядели приятно: витрины подсвечены, одежда модная и красивая, еда свежая. Магазины для обладателей рейтинга «50+» не могли похвастать обилием и ассортиментом товаров, но всё же иногда и такие прилавки смотрелись весьма опрятно. Чего нельзя было сказать о забегаловках с рейтингом «30+». Захудалые, грязные, с поцарапанными стенами и едва светящимися перекошенными вывесками. Эти точки собирали вокруг себя все отбросы общества, в том числе и маргиналов, которые крутились возле подобных магазинов в ожидании выпросить какую-либо еду. Маргиналами именовались люди, рейтинг которых опустился ниже тридцати. Представители данной прослойки лишались возможности устройства на работу, а следовательно и на повышение рейтинга. Их лишали жилья и основных привилегий – таких как бесплатная еда и лечение, одежда и транспорт. К маргиналам относились с презрением, шансов вернуться к нормальной жизни у них почти не было. Для таких людей существовало два варианта. Первый – находиться в статусе маргинала до смерти. Смерть обычно приходила в первые два-три года от голода или болезни. Второй вариант – участие в экспериментальных государственных программах. По сути, из маргиналов делали подопытных кроликов, тестируя на них последние изобретения в области нейробиологии и медицинские препараты. Кто-то выживал и переносил опыты без последствий. Таких возвращали в общество с повышенным до «75» рейтингом, давая шанс на реабилитацию. Кто-то лишался рассудка или становился инвалидом – подобных бедолаг ссылали в специальные учреждения с обновлённым рейтингом, где они доживали остаток жизни – сытые, ухоженные и безвольные. Большинство из подопытных всё же умирало.
Тони приблизился к магазину с красной, едва светящейся табличкой «У папы Гарсона». Это была одна из немногих лавок с рейтингом «30+» в районе, где ещё оставались непросроченные товары. У входа вечно тёрлись маргиналы – вонючие и больные, в обносках, с голодными взглядами, полными безысходности. Тони обогнул толпившихся бедолаг и прошёл внутрь. Помещение было скромным – с низким потолком, с несколькими продуктовыми стеллажами, с парой холодильников и кассой. Пахло средством для травли мышей. Тони прошёлся вдоль полок, набросал в корзину еды – вяленое мясо, трёхдневный хлеб, тушёнка, какие-то консервы, рис и макароны. Мяса, молока и овощей в подобных лавках было не сыскать – обычно такие товары уходили в магазины с более высоким рейтингом. Гарсон, скучающий на кассе, поприветствовал Тони.
– Дружище, вечер добрый! – он снял кепи и растянулся в улыбке.
Это был крупный мужчина лет пятидесяти с добрым лицом и вечно потеющей красной шеей. Он всегда относился к Тони с почтением – впрочем, как и к каждому своему посетителю, независимо от его рейтинга. Иногда даже на свой страх и риск подкармливал маргиналов, прекрасно понимая, что может лишиться за это сразу двадцати очков рейтинга. Штрафы за подобные проступки были весьма суровыми.
– Добрый, Гарсон, – Тони выложил на ленту продукты.
– Как поживаешь? – забрасывая продукты в пакет, поинтересовался Гарсон. – Вижу, дела не идут в гору.
– Ты про рейтинг? – усмехнулся Тони. – Да брось, не в этом счастье.
– А в чём же, брат? – Гарсон развёл руками. – Ты ведь башковитый парень, Тони. Посмотри на себя – питаешься этими убогими продуктами, вместо того, чтобы обогащать организм витаминами. Что случилось, мужик? Куда ты сливаешь свои цифры? Алкоголь, наркота? Или нашёл какую-то бабёнку себе?
– Гарсон, на эти вопросы ты ответа не получишь, – покачал головой Тони. – Не совсем прилично говорить на такие темы.