Пустое зеркало
Шрифт:
— Не шумите, Гросс. Что вы имеете в виду?
— Дорогой Вертен, императрица надумала посетить Женеву, это гнездо революционеров всех мастей. Ей, конечно, советовали взять с собой надежную охрану, но она предпочитала путешествовать инкогнито, с небольшой свитой. Хотя, разумеется, ее повсюду узнавали. В свиту входили: камеристка графиня Шарай, личный секретарь доктор Евген Кромар, личный чтец англичанин мистер Баркер, камергер генерал Бешевицкий и небольшое количество слуг. Императрица прибыла в Женеву для встречи с бароном и баронессой Адольф де Ротшильд, которые жили поблизости в шато Прегни.
Гросс не зря весь день копался в газетах. Вертен знал об убийстве императрицы все подробности, но все равно с интересом слушал криминалиста, думая, что сможет найти тут какую-нибудь зацепку. Между делом он успел подозвать официанта и
— В Женеву императрица прибыла девятого, — продолжил он, — и остановилась в отеле «Бо-Риваж». Баронессу она посетила в тот же день, а на следующий в магазине Беккера на рю Бонивар купила пианолу и музыкальные валики. Видите, Вертен, хотя ее величество мало бывала в своем доме в Вене, но о супруге никогда не забывала. Пианола оказалась последним ее подарком. Теперь давайте посмотрим, что было дальше. В час тридцать пять императрица покинула отель и по набережной Монблан направилась к пристани, откуда пароход «Женева» должен был доставить ее в Террите, резиденцию на другом конце Женевского озера. Во французских газетах написано, что она отправила свою свиту на поезде, потому что любила одиночество. На набережной ее тогда сопровождали только графиня Шарай и гостиничный слуга, который нес вещи. При этом они шли впереди, поскольку, как было сказано, императрице нравилось ходить одной. Нападение произошло, когда они миновали монумент Брунсвику. [43]
41
Палачинки — блинчики со сладкой начинкой под сладким соусом; блюдо венгерской кухни.
42
Ледяное вино — десертное вино, изготовленное из винограда, замороженного на лозе. Обычно его готовят из сортов Рислинг или Видал.
43
Герцог Шарль Брунсвик — один из самых почитаемых жителей Женевы, вложивший значительные средства в развитие города.
Официант принес Вертену палачинки и десертное вино. Гросс с вожделением посмотрел на блинчики в шоколадной глазури и вздохнул.
— Герр официант, пожалуйста принесите мне тоже этой прелести.
Затем он вернулся к рассказу:
— Так вот, когда они миновали монумент Брунсвику, вдруг возник Луккени. При этом он заявляет, что приехал в Женеву не ради императрицы, а чтобы убить герцога Орлеанского, Филиппа. В «Коррьере» сказано, что в тот день у него ничего не получилось и он просто сидел на скамейке на набережной Монблан. И тут появилась императрица.
Официант принес Гроссу десерт. Следующие несколько минут он, закрыв глаза, дегустировал палачинки.
— Запретное удовольствие. — Он вытер губы камчатной салфеткой и похлопал себя по обширному животу. — Адель бы наверняка не одобрила. Итак, на чем мы остановились?
— Луккени сидел на скамейке на набережной Монблан, — напомнил Вертен.
— Вот именно. Итак, случайно или намеренно Луккени оказался на набережной именно в тот момент, когда мимо проходила императрица на своем пути к пристани. Он бросился к ней, как будто хотел взять автограф, и, приблизившись, нанес удар. После чего она упала на колени. Графиня со слугой обернулись и увидели, что он бежит прочь. Они подумали, что это грабитель, неудачно попытавшийся сорвать с императрицы часы, которые она носила на шее в виде кулона. Графиня помогла ее величеству подняться на ноги. Ей показалось, что императрица невредима, только немного шаталась. Она заверила графиню, что с ней все в порядке и что им нужно поспешить, чтобы успеть на пароход. Они поднялись на борт, и там императрица неожиданно упала без чувств, а потом графиня уже в каюте обнаружила у нее на левой груди небольшую ранку, откуда слабо сочилась кровь. К этому времени пароход уже отчалил от берега, а на борту доктора не было. В этой ситуации капитан был вынужден повернуть. Затем императрицу положили на импровизированные носилки, сооруженные из шести весел и свернутого паруса, и принесли в номер, который она занимала в отеле «Бо-Риваж». Туда был наконец приглашен доктор Голай, но сделать уже ничего не смог. Я видел протокол вскрытия. У императрицы было проникающее ранение на глубину восемь с половиной сантиметров. Вход на уровне четвертого ребра, сломанного от сильного удара. Оружие проткнуло околосердечную сумку и впилось в левый желудочек. Вначале, пока от внутреннего кровотечения не переполнилась околосердечная сумка — а этот процесс проходил достаточно медленно, — императрица полагала, что с ней ничего серьезного не случилось. Но когда несчастную внесли в номер отеля, все ее платье уже было в крови. Умерла императрица в десять минут третьего.
Они посидели некоторое время молча, как бы воздавая дань памяти убитой императрицы. При этом Вертен монархистом себя не считал и вообще критически относился к ее образу жизни. Однако трагическая гибель этой замечательной женщины его потрясла.
— Видевшие нападение подняли крик, — со вздохом продолжил Гросс. — За Луккени погнались два кучера и моряк. Его задержал идущий навстречу электрик по имени Сан-Мартин. Упирающегося Луккени скрутили и передали ближайшему полицейскому.
— Но ведь Луккени был вооружен. Почему он не сопротивлялся этому Сан-Мартину? — Вертен отодвинул недоеденный десерт, чувствуя, что переел. Теперь будет трудно заснуть.
— Хороший вопрос, Вертен. В «Монд» сказано, каким Луккени владел оружием. Это был заточенный напильник с деревянной ручкой. Самоделка. К тому же при обыске его не нашли. Заточку обнаружила на следующее утро консьержка у входа в дом три на рю дес Альпес. Видимо, Луккени выбросил ее по дороге, когда бежал с места преступления.
— Странное поведение, — задумчиво проговорил Вертен.
Гросс с интересом посмотрел на него.
— Вы так считаете?
— Да. Замыслив преступление, Луккени не подумал о том, как потом скрыться. Кинулся бежать по первой попавшейся улице прямо в руки электрика. Почему его не ожидал экипаж? И ведь он мог напасть на императрицу во время посадки на пароход, там можно было бы затеряться в толпе.
— А если Луккени действительно увидел императрицу случайно и принял спонтанное решение?
Вертен отрицательно покачал головой.
— Но мы помним, что до этого он следил за домом Фроша, когда его посещала императрица. Так что покушение планировалось. В таком случае заранее планировалось и то, чтобы Луккени задержали. Посмотрите на его улыбающееся лицо, которое смотрит с первых полос газет. Этот жалкий мерзавец просто упивается своей славой.
— Тогда что же в его поведении странного? — спросил Гросс.
— Неясно, почему он выбросил заточку. Почему не использовал ее против полицейского, своего классового врага? Почему после ареста отказывается давать показания? Тут что-то не сходится. С одной стороны, Луккени необыкновенно гордится своим преступлением, а с другой — не хочет о нем ничего говорить.
Гросс кивнул:
— Великолепно, Вертен. Я тоже так думаю. — Он помолчал. — Так что готовьтесь, мой друг, в Женеве у нас будет много работы.
Потом они вернулись в свое купе и улеглись спать. Как Вертен и опасался, плотный ужин дал о себе знать. Обычно стук колес и мягкое покачивание вагона действовали на него как снотворное. Но сейчас он часа два никак не мог заснуть.
Попытался читать. В дорогу Вертен брал книги на английском, чтобы не забывать язык. Он предпочитал британских авторов. Американцы, даже Твен, казались ему поверхностными. На этот раз у него с собой была «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» Томаса Гарди. Однако чтение не шло. Действительно, что такое страдания бедной сельской девушки по сравнению с событиями недавнего времени?
Вертен со вздохом положил книгу в багажную сетку над головой. Закрыл глаза. И тут же перед его внутренним взором возник отрезанный нос Лизель Ландтауэр, а затем размазанные по стенке мозги герра Биндера. Он представил, как Луккени нападает на императрицу Елизавету, а следом перенесся в тускло освещенные покои кронпринца Рудольфа в замке Майерлинг. Первое, несомненно, было преступлением. А второе? Эти события как-то связаны, или эта связь — плод фантазии его и Гросса? И что с этими ужасными преступлениями в Пратере? Они совершены просто для прикрытия убийства Фроша? А оно связано как-то с гибелью императрицы? И в свою очередь, ее гибель связана со смертью кронпринца, случившейся почти десять лет назад?