Пустошь. Нулевой круг
Шрифт:
– Какие воины, самодовольная отрыжка, – тихо прошипела мама. – Стража позволена только пятизвездочным селениям!
– Разойдись! Ты сюда! – приближенные Кардо принялись разгонять нас по краям площадки, выстраивая как на сдаче экзамена, когда нужно чтобы было видно всем и было видно всех. – Вы трое на эту сторону!
А затем мы, молча наблюдали, как Ракот, Паурит и старик Газил обходили дома и тщательно обыскивали каждый, выкладывая перед хозяевами то, что они посчитали лишним или спрятанным. С каждой минутой людей, которые выглядели даже хуже, чем дядя Ди, становилось все больше. А я наглядно видел то, о чем давно говорила мама. Все жители деревни утаивали. Утаивали многое. Ах, совсем не потому, что мы бедны, перестали приходить к нам караваны. Если бы бродячие торговцы знали о личных запасах в нашей деревне, то давно слетелись
– Тварь, – тихо выдохнула мама одними губами.
– Тихо, тихо, – Паурит делал невозможное, его улыбка стала еще гаже, меня от нее буквально выворачивало, он тоже почти шептал. – В следующий раз будешь понежнее, а то мужик к ней с лаской, а она его кулаком, стерва. Ты, баба, будь помягче и жизнь твоя будет проще. А то отвыкла, отвыкла, то уже от мужика.
Паурит, час назад я клялся, что не забуду твоё имя. Оно мне не нужно. Видит небо, нам двоим тесно под ним. Ты умрешь, иначе ненависть разорвет мне сердце. Мне нет дела до твоих звезд, как и до того, что ты взрослый, опытный охотник. Ты привык бояться Зверей, которые ищут силы. А нужно будет бояться меня. Я ведь тоже ее ищу. Я вытащил из мешочка камень и, сжав его в кулаке до боли, заставил себя опустить глаза в песок, чтобы он не увидел в них мою ненависть и свою смерть. Клянусь, ты умрешь и бесследно пропадешь в песках, а твоё имя исчезнет под этим небом. Дальнейшее проходило мимо меня. Я плохо слышал, что там вещает наш самопровозглашенный вождь. Что-то об ответственности и наказании. Но потом он от слов перешел к делу. Определялся виновный в семье и Кардо назначал ему плети. Это я пропустить не смог. Маме он назначил пять плетей. Столько же, сколько и Кари за мешок травы. Люди на площади кричали, умоляли. Но мама лишь гордо молчала и не пыталась сказать даже слова о том, что траву ей подкинули. Молчал и я, лишь что-то кричала Лейла, но ее схватила и прижала к себе Ралио, заслужив мою благодарность. Сам я не способен был сейчас позаботиться о сестре.
Я сжимал кулаки и глядел, как тощий Котил снимает с пояса плеть. Он единственный в деревне имел ее, как погонщик нашего маленького стада домашних джейров и единственный умел ею работать. И нет. Ему я мстить не буду. Мне хорошо видны его трясущиеся руки и пот, заливающий выбритое с вечера лицо. Для него работа палачом и есть наказание, даже более сильное, чем его жертвам. Мне не за что его винить. За отсутствие силы восстать против произвола главы? Силы нет ни у кого в деревне. В том числе и у меня. Ненавидеть всех? Я и так ненавижу всех этих мужчин, которые опускают глаза или бледнеют как дядя Ди. Всех, неспособных даже словом возмутиться тому, что происходит на площади. Я ненавижу и себя, за то, что не могу защитить любимого человека.
– Леград, – окликнули меня сзади, но стоило мне повернуться и увидеть Шиго, как тот ударом в лицо сбил меня с ног, а затем наступил на голову, вдавливая ее в песок, – босс велел напомнить, чтобы ты не поднимал глаз от земли. Запомни желание босса, отброс!
Унижения нашей семьи в это утро не знали конца. Наказание своей матери мне пришлось смотреть лежа на песке, окрашивая его кровью из своей руки. Шиго не поднял ногу с моей головы, пока не просвистел последний удар.
Глава 7
Солнце жарит просто немилосердно, середина сухого сезона, а в этих руинах негде спрятаться от него, пока оно стоит так высоко. Разве что лечь навзничь в совсем короткую тень у стены. Обычно жители деревни не носят на голове ничего, только некоторые охотники уходя далеко в пустоши иногда обматывают лицо платком от пыли. Но те же караванщики покрывают схожим, только более длинными не только лицо, но и голову. Да и я других селениях я видел что носят даже особые шляпы из рафии. Пожалуй, мне бы тоже нужно о чем-то подобном подумать. Возможно дело привычки, но я просто чувствую как мои мозги варятся на солнце и скоро закипят и выплеснутся через уши. Может быть Тукто и легче переносить этот палящий зной, но с моим более темным волосом это настоящее испытание. А ведь у дяди Ди он вообще черный!
– Эй, Тукто! – окликнул я, наконец, появившегося внизу пацана. Тот было закрутил светлой, почти белой, как у всех в его семье, головой, но все же, сумел заметить меня.
– Вот это ты забрался, – он в восхищении покачал головой, прищелкнув языком.
– К делу, – кратко ответил я, в последний раз оглядываясь над выступом стены на виднеющуюся вдали деревню. Никого нет в этих раскаленных руинах. И это отлично.
– Как скажешь, Леград, вот корни, – он бросил под ноги сначала большой, затем маленький мешочек, – вот красная сыромять. Твоя очередь.
– Хорошо, – я показал пальцем, чтобы он не ошибся. – Обернись влево. Видишь второй этаж, треугольное окно?
– Вижу, – кивнул Тукто, бросив короткий взгляд на нужное окно и снова повернувшись ко мне.
– Тебе туда, – я снова ткнул пальцем. – Лезь.
– Я надеюсь, ты не задумал такую глупость как обман? – недоверчиво нахмурился Тукто, пытаясь сделать во мне дырку взглядом голубых глаз. Они сейчас особенно выделяются на темном загорелом лице, покрытом пылью. Сам я наверняка выгляжу не лучше, разве что глаза серые, как у мамы.
– Нет, лезь, давай, – буркнул я, начиная спускаться. Слишком он разговорчивый стал, с утра таких вопросов не было.
Последний месяц, после экзекуции, я начал понимать, что такое по-настоящему голодать. Забудьте моё старое нытье о житье впроголодь. Только теперь я понял, что такое хотеть жрать. Постоянно, с самого утра и до ночи, когда ворочаешься на шкурах, пытаясь уснуть под сосущее чувство в животе. Забудьте о подкормке от дяди Ди, только паек от деревни за общинные работы. Но даже полив две нормы на огородах, я едва получал половину старой порции мясного корня или, что вообще выглядело насмешкой, тыквы. Тыквы! Это вообще почти трава годная лишь на то, чтобы набив живот заглушить голод. Ее бывает неплохо добавить в мясную похлебку. Но получить от пустой тыквенной болтушки силы на целый рабочий день или вырасти? Где хотя бы сладкое зерно или семена драконьей травы? То же самое касалось и мамы. Лейла так и вообще, если это была смена Скирто или Шиго, оставалась без еды. Они легко находили, за что лишить пайки мелкую девчонку, которую уже шатало ветром.
Вчера я подсмотрел, как мама сдавала с утра лепешки и ругалась с Кари и Ракотом. Снова тыква. Мне показалось, что еще слово, и она кинется на Ракота и примется бить его. Судя по тому, как подался назад Ракот, так показалось не только мне. Нужно было как-то выкручиваться. От отчаяния я был готов взяться за ловлю мелких ящериц и кузнечиков, которых было полно вокруг деревни. Останавливало меня только воспоминание о рассказах отца. Это бесполезно, потому что на ловлю такой скудной добычи уходит сил больше, чем получишь съев их. Кроме как взяться за добычу настоящего мяса в голову ничего не приходило.
Я стал опасаться, что Виргл надумает снять меня с камня, но, похоже, само небо приглядывало за мной. Наоборот, меня вообще перестали ставить на другие работы. Исчезла помощь кожевнику, складу, пастуху, просушка трав и дерьма джейров, вылавливание скудных рыбешек, которые были настолько глупы, что рискнули появиться в нашей реке, я не мел площадь и не толок мел, не полировал рога, не мазал глиной стены и не поправлял крыши. Я не получал ни одной из десятков работ по деревне. Меня не брали в поход за камышом, рогозом или драконьей травой. Только ведра и камень.