Пустой дом

Гофман Эрнст Теодор Амадей

Как я уже сказал, когда зеркало не отзывалось на все мои усилия, я физически заболевал, а волшебный образ так завладевал моим воображением, так живо и блистательно являлся мне, что казалось, я могу прикоснуться к нему. Но тут же возникало отвратительнейшее чувство, будто этот образ — я сам, будто это мое собственное отражение выступает из голубого тумана на стеклянной поверхности. Такое состояние обычно имело своим следствием жестокую боль в груди и глубокую депрессию, после которой я чувствовал себя совершенно обессиленным. В такие минуты зеркало было глухо к моим мольбам; когда же я ощущал прилив сил, пленительное лицо глядело из зеркала как живое, и меня охватывало — не буду лукавить — какое-то особенное, ранее неведомое мне чувство физического наслаждения.

Постоянное напряжение, в котором я пребывал, пагубно

влияло на меня, бледный как смерть, рассеянный и потрясенный, я не замечал ничего вокруг, друзья полагали, что я болен, их неутомимая забота и уговоры заставили меня всерьез обратить внимание на свое здоровье. Наверное, неслучайно один из моих друзей, изучавший фармакологию, как-то оставил у меня книгу Рейля об умственных расстройствах. Я начал ее читать и в описании навязчивых состояний узнал себя! Представьте себе, какой глубокий ужас охватил меня при мысли, что я близок к сумасшествию! Это заставило меня принять твердое решение, и я сразу же приступил к его исполнению.

Я отправился на прием к доктору К., известному психиатру, который весьма успешно лечил душевнобольных, глубоко проникая в то психическое начало, которое обладает способностью не только вызывать физические болезни, но и излечивать их. Я рассказал ему все, не умолчав ни о малейшей, далее незначительной детали, умоляя спасти меня от грозящей мне жуткой участи. Он выслушал меня, оставаясь внешне совершенно спокойным, но я прочел в его глазах глубокое изумление.

— Пока еще дело обстоит не так скверно, как вам кажется,— вынес свое суждение доктор.— И я убежден, что смогу отвести от вас эту угрозу. Несомненно, вы стали жертвой сильнейшего психического воздействия, по, так как вы ясно осознали это воздействие как нечто враждебное, то есть все основания полагать, что мы сможем с успехом ему противостоять. Отдайте мне ваше зеркальце и займитесь каким-нибудь делом, которое потребует от вас напряжения всех сил — умственных и физических, а потом отправляйтесь на прогулку и к друзьям, с которыми вы так долго не встречались! Подкрепите свое здоровье хорошей пищей, пейте крепкое вино. Вы видите, я хочу в корне уничтожить вашу навязчивую идею — завораживающее вас лицо в окне пустого дома и в зеркале, я хочу обратить ваш ум к другим предметам и укрепить ваше тело. От вас же требуется всячески мне содействовать.

Нелегко мне было расстаться с зеркальцем, доктор заметил это, и взяв зеркальце у меня из рук, подышал на него, а затем подмес к моему лицу:

— Вы что-нибудь видите? — спросил он.

— Ничего,— ответил я, и это была истинная правда.

— Подышите теперь сами,— сказал доктор, протягивая мне зеркало.

Я исполнил это — и волшебный образ выступил гораздо более отчетливо, чем когда-либо.

— Она здесь! — воскликнул я.

Врач бросил взгляд на туманное стекло и слегка вздрогнул:

— Я ничего не увидел, но, не скрою, когда я заглянул в зеркало, то ощутил необъяснимый страх, впрочем, он сразу же прошел. Видите, я откровенен с вами, и вы вполне можете мне доверять. Попробуйте-ка еще раз.

Я повиновался. Доктор стал сзади меня, я почувствовал его руку на своем позвоночнике. Лицо проступило снова, доктор, который из-за моего плеча тоже смотрел в зеркало, побледнел, затем взял у меня зеркало, еще раз взглянул на него, запер в свое бюро и несколько минут стоял молча, приложив руку ко лбу. Затем повернулся ко мне:

— Точно следуйте моим предписаниям. Признаться, мне не совсем ясно то состояние, когда вы, как бы отделившись от своего "я", ощущали его только как физическую боль. Но я надеюсь в скором времени в этом разобраться.

Несмотря на то, что это было необычайно трудно, я начал с той же самой минуты вести жизнь, сообразную предписаниям доктора, и скоро ощутил благотворное влияние предписанных мне режима и диеты. Вместе с тем я не освободился от мучительных приступов, которые обычно случались со мною около двенадцати часов дня и были гораздо более сильными около двенадцати часов ночи. Нередко даже в самой веселой компании, где пили и пели, я вдруг чувствовал, как все мои внутренности будто пронзают раскаленные острые кинжалы, и тогда, не в состоянии превозмочь эту боль, я должен был удаляться и возвращался не прежде, как по прекращении некоторого обморочного состояния.

Однажды мне случилось присутствовать на вечерней беседе, где разговор шел

о психических влияниях и о темном, непостижимом могуществе магнетизма. Всего более толковали о возможности психического воздействия на расстоянии, в подтверждение чего были приведены многие примеры. Один молодой, приверженный магнетизму врач утверждал, что он, как и многие другие или, вернее, как все сильные магнетизеры, может воздействовать на своих сомнамбулических пациентов издали, посредством только целенаправленной мысли и твердой воли. Было упомянуто все, что говорили об этом предмете Клуге, Шуберт, Бартелъс и многие другие.

— Наиболее важным из всего этого,— утверждал один из собеседников, проницательный и наблюдательный медик,— по моему мнению, есть то, что магнетизм объясняет, по-видимому, некоторые таинства, которых мы не хотим признать таковыми. К этому, конечно, нужно подходить с осторожностью. Каким образом случается, например, что безо всякого внешнего или внутреннего известного нам повода, часто разрывая цепь наших мыслей, перед нашим внутренним взором вдруг возникает изображение какого-либо лица или даже целого происшествия и овладевает всеми нашими чувствами с такою силой, что мы сами тому удивляемся? Всего замечательнее, что мы иногда вскакиваем во сне. Сновидение погружает нас в темную бездну и там со всей живостью являет нам видение, которое переносит нас в какую-то далекую страну, где перед нами возникают лица, которые давно уже стали для нас чужими и о которых мы на протяжении многих лет далее не вспоминали. Скажу больше: нередко в сновидениях необычно отчетливо являются нам лица, с которыми мы знакомимся лишь некоторое время спустя. Всем нам известно чувство: "Боже мой, как знакомо мне лицо этой женщины или этого мужчины, словно я с ним где-то встречался!" — есть, может быть, не что иное, как воспоминание о таком сне. Что ежели это внезапное появление незнакомых образов в ткани нашего мозга, которое с какой-то особенной силой поражает нас, есть результат воздействия чужого психологического начала? Что ежели чужой дух при известных обстоятельствах может безо всякой подготовки установить магнетическую связь такой силы, что мы против воли должны подчиняться ей?

— Отсюда, — перебил со смехом один из присутствовавших, — всего один шаг до учения о волшебстве, магии, зеркалах и прочих глупых и суеверных бреднях, бытовавших в невежественное старое время.

— Прошу прощения, — возразил медик своему оппоненту, — время никогда не бывает ни старым, ни невежественным; в противном случае так можно назвать любое время, в котором человек начинает мыслить, а следовательно, и то, в котором мы с вами живем. Нельзя же начисто все отвергать, и в особенности вещи, которые нередко подтверждаются самыми строгими юридическими доказательствами. Я не берусь утверждать, что в темной, таинственной обители нашего духа мерцает хотя бы маленький огонек, доступный для наших слабых, беспомощных глаз, но все же трудно предположить, чтобы природа отказала нам в способностях, которыми наделила кротов. Несмотря на свою слепоту и на темноту, окружающую нас, мы тщимся продвинуться вперед. Но подобно слепому, который по шелесту листьев, по журчанию и плеску воды узнает близость леса, в котором надеется найти прохладительную тень или ручей, который утолит его жажду, и достигает таким образом цели своих желаний, подобно этому слепому мы, прислушиваясь к тихому шуму крыльев витающих вокруг нас неведомых существ, предчувствуем, что странствие наше ведет нас к источнику света, перед которым глаза наши прозреют!

Я не мог дольше молчать.

— Итак, вы утверждаете, — обратился я к медику,— возможность влияния постороннего, чужого духа, начала, которому мы против своей воли вынуждены покоряться?

— Да, я полагаю, что такое влияние не только возможно,— подтвердил медик,— но и сходно с другими способами психического воздействия, которые проявляют себя через магнетическое состояние.

— Вы считаете, что и демонические силы могут иметь над нами власть?

— Проказы падших духов? — улыбнулся медик.— Нет! Им мы не поддадимся. И вообще прошу мои высказывания принимать всего лишь как предположения, к которым я еще могу добавить, что отнюдь не признаю безусловной власти одного духовного начала над другим. Скорее, я готов допустить существование какой-то зависимости, слабости внутренней воли или некоего их взаимодействия.